— Что же тут плохого?
— Ты видел наш район. Тут больше небезопасно.
— Даже для нее?
— Я не знаю новых людей, Катоха. И этого деда тоже не знаю.
— Он же был у тебя дома!
— Не был. Он работал во дворе. Несколько месяцев. От силы три. Раз в неделю. Сажал растения. Старик. Звал себя дьяконом. По прозвищу Костюм или как-то так. Садовод. Что угодно вырастит. Его приглашали многие семьи с моей улицы.
— И за что он начинил свинцом Димса?
— Не знаю, Катох. Я сам хотел спросить.
— Томми, ты заговорил как дипломат на мирной конференции, — утомленно сказал Катоха. — Сплошные вопросы и ни единого ответа.
— Я тебе отвечаю, что не знал его. За все три месяца только раз словом перемолвились. Он работал по саду. Выращивал то, что велела мать. Она платила ему наличкой — и он выметался. Пил. Он из тех, кто умирает в двадцать, а хоронят в восемьдесят. Он церковный мужик. Дьякон вон в той самой церкви.
— А что делает дьякон? — спросил Катоха.
— Ты уже второй на этой неделе, кто меня спрашивает. Я, блин, не знаю. Песни поют, или читают увещания ослам, или дрыхнут как сурки, или слюни пускают, пока принимают церковные сборы и разносят псалтыри.
— Значит, бухает, растит сад и ходит в церковь, — сказал Катоха. — Пока что — ну чистый католик.
Элефанти рассмеялся.
— Ты всегда мне нравился, Катоха. Хоть ты и был ходячий геморрой.
— Был?
— Ты же сказал, что уходишь.
— Ухожу.
— Может, тогда сделаешь мне одолжение. Раз я тоже ухожу.
— Ты врешь, преувеличиваешь или просто размечтался?
— Говорю тебе, я правда ухожу.
— Если это твое оправдание, чтобы выбраться из какой-нибудь ямы, которую ты сам себе вырыл, то не выйдет, Томми. Я то и дело слышу эту брехню.
— Но не от меня.
Катоха замолчал. Похоже, подумал он, Элефанти говорит всерьез.
— Богом клянусь, Катох. Я ухожу. Моя мать — ее время на исходе. А я подумываю… я… умеешь хранить секреты? Это тебя порадует. Я переезжаю в Бронкс.
— Зачем? У них паршивая бейсбольная команда.
— Это уже мое дело. Но я не хочу оставлять за собой долгов. Хочу выйти чистым. Ты знаешь, с какими людьми мне приходится работать. Знаешь их повадки.
— Если ты об этом переживаешь, надо было искать друзей получше. Кстати говоря, у твоего приятеля Джо Пека проблемы.
Элефанти притих.
— Тебя прислали с прослушкой? — спросил он. Катоха фыркнул.
— Если меня к тебе с чем и прислали, так это с пинком под жопу от капитана. В «семь-шесть» меня ненавидят. Вот тебе чистая правда, Томми, и думай что хочешь: если ты коп, то будь уж копом. Если не коп, будь лопухом, как я. Или проходимцем, как Пек. Или дилером, который толкает дерьмо детям. Компромиссов не дано. Горвино так увлеченно продают наркоту неграм одной рукой и салютуют флагу — второй, что не видят, что их ждет. Их дети сами подсядут. Вот увидишь. Думаешь, негры здесь недоразвитые? У них тоже есть пушки, и они тоже любят деньги. Нынче не старые добрые деньки, Томми. Все не так, как раньше.
Катоха почувствовал, как в нем нарастает гнев, и попытался взять себя в руки.
— Я не уйду так, как старики до меня, — сказал он. — Злой и несолоно хлебавши. — Он бросил взгляд на церковь и снова вспомнил сестру Го. Сейчас она казалась такой далекой. Несбыточной мечтой. Потом он сказал прямо: — Наверняка это из-за женщины, а не садовника. Если бы это я переезжал в Бронкс, то только из-за женщины.
Элефанти не ответил.
Катоха сменил тему:
— Стрельба на причале. Что-нибудь знаешь про девчонку?
Элефанти покачал головой.
Катоха вздохнул.
— За лакокрасочной фабрикой на причале Витали ночует старый бомж, мой знакомый, — сказал он. — Иногда там обитает. Ты его знаешь. Зовут Дабом.
— Видел такого.
— Старина Даб в ту ночь отсыпался после запоя, прямо под окном на первом этаже, бодался с крысами. Проснулся от каких-то разговоров на причале. Выглянул и увидел, что произошло. От начала до конца. На следующий день я взял его за бродяжничество и повез мыться. За четырехдолларовую бутылку вина он выложил все, что видел.
— Вино-то хоть хорошее?
— Это же были мои четыре доллара. Охренительное.
— Тогда деньги потрачены не зря.
Катоха вздохнул.
— Я поделился своей песней, теперь не напоешь ли и ты мне что-нибудь?
— Не могу, Катоха. Я не прочь переступить через пару принципов, чтобы заработать на жизнь, но от разговоров с копами люди умирают. Причем не из-за старости.
— Понимаю. Но давай тогда спрошу так. В Бед-Стее есть один цветной. Умный. По имени Мун. Банч Мун. Знаешь такое имя?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу