Синтия Д'Апри Суини - Гнездо [litres]

В туалете Беа вымыла руки и нашла в сумочке старую завалявшуюся помаду. Она аккуратно накрасила губы, проверила, не отпечаталась ли помада на зубах. Влажными пальцами пригладила волосы возле лица; они смялись под зимней шапкой. Двигалась она как можно медленнее, пытаясь вспомнить, куда отнесли ее пальто и каков кратчайший путь к входной двери. Осмотрела стеклянную полку, на которой помещалась внушительная коллекция крошечных винтажных флакончиков с духами. «Серьезно? – подумала Беа. – Откуда у людей столько времени? (А потом: «Кого я обманываю? Времени у меня полно»)». Кто-то тихонько поскребся в дверь.

– Минутку, – сказала Беа.

Она расправила плечи, порадовалась, что надела свое любимое платье с запахом, под зебру, купленное в любимом же секонд-хенде. Глубоко вдохнула и открыла дверь. Может быть, Лина ее даже не узнает, подумала она, выходя в прихожую. Но едва она закрыла дверь туалета, Лина с визгом налетела на нее, заключив в неприятно крепкие объятия.

– Я слышала, что ты здесь, но поверить не могла! – воскликнула она, слегка раскачивая Беа, будто они воссоединились после долгой и нежеланной разлуки.

«Звездописательниц» придумал какой-то журналист, просто для красного словца в городском журнале. Беа пришла в ужас, когда вышла статья, – они были выставлены в ней глупыми тусовщицами. («На крыше в Сохо томной летней ночью расположились самые обсуждаемые на Манхэттене писательницы, сверкающие, как бусины остромодного колье».) Этот задыхающийся стиль был чудовищен, но бессмысленная кличка приклеилась к группе людей, которые случайно жили в одно время в Нью-Йорке, были примерно одного возраста и по большей части не любили друг друга. В лучшем случае они были недобрыми знакомыми, объединенными прозвищем, которое каждая хотела бы с себя стряхнуть, – кроме Лины, она его обожала и приняла всерьез. («Зазвездила», – как-то пошутила Беа в разговоре с единственной нравившейся ей участницей группы, поэтессой из Хобокена, которая впоследствии тоже куда-то запропастилась.) Лина в те годы все время пыталась собрать «девочек» на коктейли или на обед, предлагала вместе пойти на какие-то мероприятия, как будто они давали шоу в Лас-Вегасе.

– Ты совсем не изменилась! – воскликнула Лина, ненадолго отпустив Беа на расстояние вытянутой руки. – Идем, посиди со мной.

Она захлопала в ладоши, и содержимое ее глубокого выреза слегка заколыхалось. Она себе и грудь новую купила, что ли? Беа не помнила, чтобы Лина отличалась пышными формами. Они сели в тихом углу столовой, возле огромного стола, заставленного подносами с тщательно изготовленными канапе. Беа расположилась спиной к комнате и собралась в ожидании допроса, но уже через пару минут поняла, что Лина, разумеется, хотела поговорить о Лине.

– Вот она, – сказала Лина, протягивая Беа свой телефон и пролистывая, казалось, сотни и сотни фотографий дочери. – Ей три. Я закончила редактуру последней книги в среду утром, отослала ее издателю, встала из-за стола, и у меня отошли воды.

– Ты всегда умела планировать.

– Я знаю!

– Как ее зовут? – спросила Беа, глядя на фотографию маленькой девочки в бумажном колпаке, сидящей перед капкейком со свечкой.

– Мэри Пейшенс.

– Пейшенс? – Беа не была уверена, что правильно расслышала.

– Ну, знаешь, – сказала Лина, словно это было очевидно, – одно из этих старинных имен, с «Мэйфлауэра» [24] «Мэйфлауэр» – английское торговое судно. В 1620 году корабль пристал к берегам Северной Америки, и приплывшие на нем англичане основали Плимутскую колонию – одно из первых британских поселений на этом материке. .

– Тебя удочерила новая семья? – Беа знала, что Лина выросла где-то в центральном Огайо, в трейлере, с матерью-одиночкой, которая умудрилась поднять четверых детей, сменяя одну низкооплачиваемую работу на другую. Сейчас приходилось прислушаться, чтобы уловить в речи Лины хотя бы тень широких и гнусавых среднезападных гласных, и ее непослушные черные волосы были выпрямлены, и в какой-то момент «Новаски» превратилось в «Новак» – и эта новая впечатляющая грудь, – но круглое веснушчатое лицо Лины с носом-картошкой, явно вскормленное колбасками, никак не могло иметь отношения к «Мэйфлауэру».

– Мой нелепый муж, – исполненным обожания голосом произнесла Лина. – Он есть в «Синей книге» [25].

Беа снова взглянула на фото дочери Лины и с тихим удовольствием убедилась, что нос девочка унаследовала по линии колбасок, а не от мэйфлауэрской части семьи. Девочка была довольно миленькая.