Синтия Д'Апри Суини - Гнездо [litres]

– Ты нас прости, – сказали они ему за обедом. – Похоже, мы расходуем пенсионные накопления несколько быстрее, чем было бы верно.

– Наш бухгалтер с нами строг, милый. Он пытается заставить нас вдвое сократить все расходы.

– Особенно те, которые называет «необязательными», всю благотворительность.

– Представляешь, как нам тяжело. Конечно, мы поначалу отказались, но потом…

– Он вызвал нас в офис! Как директор прогульщиков. Это было мучительно…

– Мучительно. У него там схемы.

– Не схемы, графики. Очень красочные.

– Очень.

Они обе серьезно закивали; Пол ждал.

– Видишь, сколько красного в разделе предполагаемого дохода…

– Красный – это плохо.

– Я понимаю: никому не нужен красный на схеме, – согласился Пол.

– На графике. – Они так волновались, так избегали смотреть ему в глаза и так быстро пили вино, что он заверил их, что все понимает.

– Вы уже столько сделали, – сказал Пол. – Больше чем достаточно.

– Чек от нас каждый год будет чуть меньше, но ты можешь рассчитывать, что мы дадим хоть что-то.

– Боюсь, мы слишком зажились. Кто бы мог подумать?

– Особенно учитывая, что мы столько лет курили! А все это красное мясо? Нам повезет, если останется что-нибудь на похороны, когда наш час придет.

Пол решил не обращать внимания на странную конструкцию предложения, из которого следовало, что у них будут одни похороны на двоих – в один час, – хотя и правда было невозможно представить одну сестру без другой.

Пол думал, что у него будет больше времени, но всегда знал, что этот день настанет; его тетушки не вечны. Он много раз пытался всерьез заняться деловой стороной вопроса, своими скудными финансами, но он ненавидел деловую сторону вопроса. Он как раз пытался понять, как собирать средства активнее, когда волей провидения услышал слухи о Нэйтане и договорился о встрече. Нэйтан ничего не обещал, но слушал внимательно, заинтересованно. Он задал множество вопросов, и Пол дал ему дельные, обдуманные ответы. А как иначе? Он все время думал о том, что станет делать, если у него будет больше денег. Сайт у журнала был жалкий, просто место, где можно подписаться и оставить отзыв, и многие авторы переживали, что их тексты недоступны онлайн. Он хотел выпускать больше книг, гораздо больше книг. Хотел расширить скромные-но-уважаемые чтения, которые проводил журнал, учредить летнюю конференцию и, возможно, открыть писательский центр для трудной молодежи. Но все это требовало больше денег, чем у него когда-либо было.

– Давай оба все хорошенько обдумаем, – в итоге сказал Нэйтан. – Я с тобой свяжусь через пару недель.

А потом в его редакции появился Лео, стал разнюхивать и задавать вопросы.

– Неофициально , – сказал Лео Пол, – есть ли что-нибудь конкретное, что ты хотел бы узнать о том, как тут все устроено?

С тех пор они с Лео встречались несколько раз, обычно на скамье по утрам. Они прогуливались, пили кофе и разговаривали – в основном о работе и о трудностях, с которыми сталкиваешься, издавая литературный журнал. Но и о разном другом: о недвижимости, быстро расширяющемся променаде Бруклин-Хайтс, городской политике. Пол по-прежнему не очень понимал, чего хочет Лео. Он предполагал, что за деньгами Нэйтана охотятся и другие, поэтому изо всех сил старался произвести на Лео впечатление, рассказывая обо всех стадиях подготовки летнего выпуска, временами притворяясь, что ему нужен совет Лео, а потом приятно удивляясь, какие замечательные вещи тот предлагает. Пол забыл – легко было забыть, учитывая постепенное превращение Лео из знаменитости в области новых медиа в ни о чем не жалеющего прожигателя жизни, – каким хитрым может быть Лео, когда речь идет о печати. Его инстинкты работали возмутительно легко и точно, и Пол невольно наслаждался его обществом и их живым разговором. В общем-то именно присутствие Лео заставило Пола Андервуда раздуть крохотный уголек, которому он отводил очень небольшое место, – мысль о том, чтобы поцеловать Беатрис Плам.

За годы у Пола было несколько тщательно отобранных любовниц. Они то появлялись, то исчезали, некоторые не по разу. Он был недолго женат, и похоже было, что это не его, но Беатрис Плам он любил почти всегда. Его любовь к ней была тихой и постоянной, знакомой и успокаивающей, почти самодостаточной, как потертый камешек или четки, которые перебираешь от волнения; что-то, что он временами брал и взвешивал в ладони, скорее утешительное, чем тягостное. Пол подозревал, что Беа его никогда не полюбит, но думал, что, возможно, однажды позволит ему себя поцеловать. Он очень хорошо целовался; ему это говорили достаточно часто, чтобы он уверился в своем мастерстве, а еще он понимал, что хороший поцелуй – в правильное время, правильно исполненный – может проложить путь в куда более интересные области.