Дмитрий Глуховский - Текст

– Это попахивает катастрофой, Петь…

– Ты о чем вообще? Про обед? Все нормально прошло. Ты им понравилась.

– Пффф! Твоему отцу – точно нет. Маме меня даже жалко стало.

– Ересь какую-то гонишь.

– У него на лице было написано, что у меня на лице написано, что я голодная белорусская золушка, которая хочет сожрать их мальчика.

– Бред.

– Вместе с косточками.

– Не комплексуй.

– А я-то бы косточки есть как раз и не стала. Они у меня плохо усваиваются.

В начале августа обнаружилось то самое спасительное послание, которое Илью научило, как себе у мертвых чуть-чуть жизни выиграть.

– А ты совсем-совсем не будешь мне все эти дни звонить, да? – спрашивала в первый раз Нина.

– Я же объяснял, у меня внедрение, я не смогу…

– Да-да, я помню все. Просто мне, знаешь, иногда бывает очень нужно послушать твой голос.

– Наша служба и опасна, и трудна, Нинк.

– Именно поэтому.

– Ну вот как-то так.

– А что, у криминальных элементов не может быть своих тревожных телочек, которые о них параноят и названивают им? Что именно в словах «Со мной все окей, зай!» выдает в тебе внедренного сотрудника?

– Ну у нас инструкции вообще номер родным не давать.

– А я тебе родная?

– Нин! Ты как мать уже! Родная, блин!

До конца лета Петя все пропадал, а Нина все ждала. Скаталась к родителям в Минск, оттуда строчила дачные отчеты, ворожила полунагими фото. Вернулась в Москву – а там время и не шло. Скучал ли Петя, нет ли – неизвестно.

– У меня дефицит витамина П. Я хирею, дорогая редакция. И лето кончилось.

– Нин… Я правда клянусь. Это последнее в этом году. От меня не зависит, ты же знаешь! Это ж служба! Что я могу-то?

– Ты ничего не можешь, я ничего не могу. Нам никто не поможет.

– Слушай, я обещаю взять отпуск. В Анталию полетим? Или в Кемер. Вдвоем. Ты и я. А? Олл инклюзив. Как белые люди.

– А вернемся как синие.

– Вот прямо сейчас начинаю искать тур. Честное слово.

– Честное слово съела корова.

– Вот, смотри. С 5 по 18 октября. Белек. Белек лучше, чем Кемер!

– Белек лучше, чем Ховрино, это точно. Все, побежала краситься!

– Ну я правду тебе говорю!

Но все-таки исполнил; десятого октября они уже были на море. Илья оторвался от чтения чужих писем, заглянул в чужую хронику: вот тогда и были сняты те видео на пляже и в гостиничном номере.

– Малыш, я уже поплавал и на завтраке. Тебе что-нибудь принести?

– Неси себя! Только осторожно, не расплещи ничего! И круассан на закуску.

– Все взял. Тут экскурсия какая-то офигенная, в Каппадокию. На воздушных шарах летать. Двое суток. Поедем? На завтра места освободились.

– Ты же знаешь про мою страсть к воздухоплаванию!

– Но шесть часов ехать. В одну сторону.

– Будем целоваться, будет нескучно.

Две недели только о том говорили, как друг друга развлечь. В раю безделье гнетет. Ну а что, тоже мука.

За окном у Ильи ветер стал закруживать разваливающийся мокрый снег. Депо утонуло в серости. Он подождал-подождал и зашел в альбомы. Забрался по датам в прошлогодний Петин октябрь.

И вот они были: воздушные шары. Десятки или даже сотни разноцветных огромных шаров, одновременно поднявшихся в оранжево-прозрачный воздух. Восходящее солнце – красное, облака – легкой кистью, внизу горы слоеные, старое городище, выгрызенное в скалах, земля бугристая до невообразимо далекого горизонта, расчерчена нитками-дорогами, и шары, шары – половина неба в ярких шарах с корзинами. От такого сбилось дыхание. Ничего подобного Илья в своей жизни не видел, нельзя было и представить себе, что в мире, где находится Соликамск, возможно и это вот; а Петя туда просто от праздной скуки заскочил.

Нина восторженно вопила, махала рукой поднимающемуся солнцу, говорила, что это лучший день в ее жизни. Илья посмотрел: двенадцатое октября две тысячи пятнадцатого года. Потом они вместе с Петей фотографировались: сзади шары мыльными пузырями счастья на бескрайней вообще Земле. Илья заглянул Пете в глаза, потрогал его лицо, растянул пальцами: приблизил. Через зрачки хотел дальше попасть, глубже. Но стекло не пускало.

Лучший день.

Подлил себе из бутылки.

Полистал еще море, пляжи, купальники – но сегодня это все иначе как-то виделось. Щемило сегодня. Сердце дергалось на шампуре и подтекало.

Потом у счастья-безделья срок вышел. Нина писала – семнадцатого октября, за день до отъезда:

– Я подумала, что в Москве мне этого всего будет дико не хватать. Тебя, например.

– Ну так это отпуск! Отпуск это маленькая жизнь!