Дмитрий Глуховский - Текст

Альбина жила в Пете в мае, и жила в апреле, и захватывала его всего через пару дней после того, как Петю выписали из больницы. Нина выхаживала, Альбина сманивала. Но она раньше еще начиналась, она накладывалась на какие-то Петины отлучки, командировки, заседания; объясняла их по-своему. Но и она всех исчезновений не могла оправдать: может, еще кто-то был.

И Нина подозревала его. Только тут начала? Или раньше уже, в одну из этих его пропаж? Когда на море говорила с ним об изменах – про себя говорила или про него?

Илья теперь не смотрел на нее, а слушал. Переставала Нина быть двухмерной, становилась выпуклой, оживала. Не вмещалась в телефон целиком.

Ему захотелось встрять в их с Петей ссору. Какая Альбина, мразь ты?! У тебя вот: лучшая девушка твоей жизни, а ты чужих секретарш гнешь! Что тебе неймется, чего еще можно хотеть вообще?

И Петя, видно, услышал. Два дня бился о стекло, рвался к Нине.

– Я тебя очень прошу. Ты нужна мне, правда. Давай встретимся, поговорим.

– О чем?

– Я хочу с тобой жить. Я хочу, чтобы ты ко мне переехала.

– Как будто ты тут что-то решаешь.

– Я все решаю! Я хочу быть с тобой!

– Смешно.

– Ты моя, и ты никуда от меня не денешься, поняла меня, сучка?! Ни к кому не уйдешь! Я любого твоего следующего ебаря найду и в говне утоплю! Усвоила?! Никуда! Никогда!!!

Тут он плевал Альбине в лицо, орал и ей тоже, что между ними кончено, а Альбина смеялась белыми ведьмиными зубами и обещала ему, что он обратно к ней приползет от своей селедки.

Трясло их с Ниной, швыряло: попали в турбулентность. Из сообщений было не понять, что еще, кроме неверности, раздирало Петю и Нину. Но было что-то – мощное, неодолимое.

Илья вышел в видео – посмотреть, что от этого времени у Хазина в архиве осталось. И нашел. То самое, где он с Ниной бесцветное порно смотрел на диване. Когда она требовала у Хазина признать ее его сучкой. Отчаянно требовала.

К третьему июня Петя сломил ее и себя переломил.

– Я умчал, в холодильнике есть все, что нужно. Ключ забрал с собой, тебя запер, так что прости – придется тебе меня дождаться!

– Вот ведь свел Господь с милиционером…

– Да, и в шкафчике есть зубная щетка в упаковке. Для тебя. Чтобы ты могла остаться.

– Мило! А какой у меня срок?

– Пожизненное!

Мир наступил, старые времена. Она отправляла ему опять себя чуть прикрытую – из его сутенерской квартиры с шестом для стриптиза. Съехались все-таки.

– Как тебе такое? Agent Provocateur. Тематическое для тебя! – и эмодзи, которыми она почти уже не пользовалась: тряпочки купальника.

– Не присылай мне такое, ФСБ палит!

Хватило на месяц: потом опять нашла одержимость, опять перестал появляться, хотя Нина у него жила.

– Петь, ты бы мог набрать хотя бы. Написать, что у тебя все ок.

– У меня все ок! Работа!

– А когда ждать? Примерно?

– Сегодня вряд ли. Посмотри киношку. Ну или с подружками. Сорри!

Три недели спустя, в конце прелого московского июля, в духоту, когда тело вечно липкое, а трупы на вторые сутки уже воняют, Нина набирала ему медленно:

– Ты знаешь, мне кажется, ты меня портишь. Ты и твоя эта вечная история. От тебя прямо порча идет. Вот ты до кого дотрагиваешься – тот от тебя эту гангрену подхватывает. Я, Гоша, Никитос. Ты нас всех используешь и выбрасываешь. Ты делаешь людей вокруг себя несчастными. Слышишь, Петь? Несчастными.

– Да мне насрать, ясно? – огрызался Петя. – Можешь сваливать.

Илья копался в Петином исподнем, влезал без перчаток в его брюшную полость, вылавливал в этом времени и в другом – снова Альбину, Юлю какую-то, Магду – даже толком не спрятанных, тощих блондинок с детскими ручками и стеклянными глазами, остриженных под мальчика брюнеток с черными дырами под фигурными бровями, всех сиюминутных, всех одномоментных, женщин-оберток-обманок, пустоту в упаковке.

Можешь сваливать, разрешал ей Хазин.

И на следующий день, двадцать второго июля, Нина его слушалась. Не могла больше выдержать его. Она не видела карусели накокаиненных Хазиным девочек, не слышала их визгливых голосов; но гамма-волны видеть ни к чему, их мясом чувствуешь.

– В общем, я уехала. Из тебя сыплется твой порошок. И телефон всю ночь жужжал. Скажи этим своим, что ли, чтобы хоть ночью не звонили. Палево же. Пока. За вещами потом заеду.

– А ты хотя бы коробочку открыла?

Коробочка с чем внутри? С украшениями-кандалами? Нина не открывала, чтобы не надевать.

– И что ты без меня?! Уебывай в свой Минск! Давай! Живи в вашем гребаном совке! Сиди у родителей на шее! Пускай тебя ваши задроченные программисты шевелят! Золушка, блядь!