Дмитрий Глуховский - Текст

– Аудиенция окончена, – строго сказала очкастый, гнида. – Выдадим – налюбуетесь.

И накрыл ей лицо простыней. Матери это будто не касалось.

– Вот карточка агентства, – вручила ему на выходе картонку девчонка. – Погодите, сейчас я за личными вещами схожу. Можете в печальном помещении подождать, там сейчас пусто.

Илья подчинился и сидел на скамье в печальном помещении, глядел в линолеумный пол. Тоска копилась, неразрешенная, бередила. Отвернувшаяся от него мать перед глазами маячила.

В коридоре шаркали по ушам люди, шкурили наждаком нервы. Оболочка, говорил Илья себе. Это просто оболочка, упаковка. Голова вбок завалилась – не у мамы. Там матери нет. Это пустой смятый пакет из-под молока в мусорке.

– Ну прости пожалуйста.

И тут тренькнуло. В кармане. Телефон хазинский. Проклюнулся кто-то через скорлупу. Достал, ввел пароль. Сообщение.

– Что там с Ниной? Мама.

Илья моргнул.

– Она не отвечает, – отозвался он.

– Она в больнице. Она тебе не сказала?

– Нет.

– Хоть ей-то ты мог бы позвонить!

Илья потер лоб, убрал телефон. Мог бы. В больнице? Нина?

Потом. Не сейчас.

Наконец вышла девочка Вика, вынесла мамины вещи – пустой кошелек, выключенный мобильник, на который Илья названивал, цепочку с крестиком. Ключа от дома нигде не было.

– Пойдемте подписывать бумажки.

Вышел из морга – уперся в дровяную новодельную церквушку, обещанную этой Викой. Зашел зачем-то; внутри битком. У входа свечная лавка. Коптят что надо. К батюшке бабская очередь. Кто у главврача утешиться не может – приходит к попу за подстраховкой.

Последний раз Илья столько крестов у людей на коже синей краской видел. И Христовых ликов. И куполов. Но на зоне все другое значит. А где оно то самое значит, интересно?

О чем бы ему договориться? Чтобы мать там устроили на нормальное место? Чтобы у Ильи состояние аффекта во внимание приняли?

Набрал богу. Постоял, послушал у себя в груди. Шли долгие гудки.

Никто не отвечал. Связи не было. Или, может, у него тоже режим «не беспокоить» включен был.

Вроде все и правильно сделал, а все равно – в ад. На земле жизнь так организована, чтобы все люди непременно в ад попадали. Особенно в России.

Но еще на улице, не дойдя до дома, вернулся в Хазина. Читал на ходу, как все. Читал на пешеходном переходе. На лестнице читал. На кухне.

Нина в больнице?.. А Петя-то знает об этом?

Вернулся к бесконечному разговору Хазина с Ниной. Стал внимательней вчитываться, чем он кончился. Что-то тикало-тянуло внутри.

«У меня все просто супер». Последнее, что она написала Пете: в пятницу утром. Стало почему-то беспокойно – за нее, Илье постороннюю. Наверное, из-за летнего сновидения с шарлоткой. Вот глупо. Перешла Нинина любовь из сна к настоящему Илье, как картинка с переводилки на кожу.

Есть тут что-нибудь про больницу? Про то, что с ней могло стрястись?

Поднялся в самый верх, в самую зарю отношений – как телефон их запомнил. С чего все началось у них? С того же, с чего у людей в городе всегда начинается. В прошлый, две тысячи пятнадцатый год. Было одиннадцатое января, воскресенье.

– Это Петр. Вчера в «Тройке» познакомились. Прием!

– Прием-прием! Помню вас, Петр! Как слышите? – Нина отыскала в арсенале телефонных картинок изображение спутниковой антенны, вклеила ее в свое сообщение.

– Слышу не очень, оглох после вчерашнего. Но было весело.

– Слишком! Так что я пишу тебе из комы. Остро нуждаюсь в детоксе! – картинки шприца и ванны.

– Так может, борща?

– Что, прямо сейчас?

– Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Давай в три в «Пробке»?

– Давай! Только, чур, я опоздаю на час!

Продолжилось только через неделю, когда уже праздники кончились. Семнадцатого января Нина написала ему первой:

– Петр! Надеюсь, ты не из тех, кто быстро сдается! У меня правда рожала кошка, положение было безвыходное! – оконфузившийся эмодзи с круглыми глазами.

– Русские не сдаются. Кошке привет. Как у нее дела?

– Машет тебе лапкой. Просит тебя уточнить в твоих госорганах, может ли она рассчитывать на материнский капитал! – и карикатурные мешки с долларами.

– Требую фото кошки вместе с хозяйкой.

– Ну она сейчас не в форме. Валяется в постели совершенно неглиже. Я про кошку.

– Тем более!

– Ладно, погоди.

И дальше картинка, кадр из мультика «Том и Джерри»: мышь в спальном колпаке и сердитый кот лежат в одной кровати.

Петя ничего не ответил, но не сдался, действительно. Выждал еще неделю – остыл – и двадцать третьего января снова пошел на приступ.