Александру Ивасюк - Половодье

Вот перед ним человек, чуждый ему, но в то же время — сын друга, внук великого наставника. Разумеется, он не мог проявить безучастность: к нему обратилась за помощью эта женщина, в молодости такая очаровательная, когда-то глубоко волновавшая его, заставившая его сжаться стальной пружиной, чтоб не потерять власти над собой, не стать игрушкой желаний, рабом плоти, той податливой телесности, которую он пересиливал в себе и сводил на нет вот уже более полувека. Его нравственные принципы не подлежали пересмотру. Окинув холодным взглядом статную фигуру Пауля Дунки, он припомнил не только величественность его прославленного деда, но и то, что, в сущности, всегда отвергал в нем: ненасытную жадность к жизни, к наслаждениям, жажду все познать и все перепробовать. Сам же он отказался от всего этого, вычеркнул из своей жизни без сожаления, в первую очередь — не жалел себя. А раз уж он не пожалел самого себя, стоит ли жалеть этого человека, дерзнувшего преступить пределы дозволенного? Кто его заставлял отбросить честь и приличия? Пусть поплатится, если не сумел удержаться на высоте, как удержался он сам ценой самоотречения. Молодой Дунка считает себя исключительной личностью? Но ведь и он, Шулуциу, отнюдь не ординарная личность, он тоже мог бы дойти до самых глубин, отведать всех дозволенных и недозволенных наслаждений!

Молчание становилось мучительным. Уловив острый, жестокий взгляд доктора Шулуциу, Пауль Дунка прервал свою исповедь. Этот взгляд что-то смутно напомнил ему. То ли выражение глаз «отца» Мурешана в минуты, когда он становился крайне опасным, то ли странный взгляд доктора Ходора в то туманное утро в лесу, когда старый олень сразил молодого…

Не только Пауль — его мать тоже заметила взгляд доктора Шулуциу. Зря они его вызвали, зря уповали на его содействие. Он не то что не может, скорей не хочет, не захочет помочь.

Доктор Шулуциу почувствовал перемену в их настроении, но это уже было не существенно. Перед тем как скрыться за маской своей обычной благожелательности, он холодно произнес:

— Молодой человек, вы находитесь в смертельной опасности. Если узнают, что вы намерены предпринять, этот Карлик немедленно вас уничтожит.

— Мне это отлично известно, — сказал Пауль Дунка. — Вы могли бы и не напоминать… Поймите, я иду на риск сознательно и даже… с некоторым удовлетворением!

— Моя дорогая, ты взывала о помощи. Я не знаю, какую помощь могу оказать. К сожалению, я не у власти. Если твой сын поможет нам когда-нибудь ее обрести (хоть и следует отметить, что его роль не так уж существенна), то мы восстановим порядок и справедливость. А пока, я полагаю, пусть все идет, как идет. Пусть продолжаются бесчинства, чтоб стала ясна до конца неспособность правительства сохранить порядок. Пусть они грызутся между собой. В данный момент советую вам, молодой человек, покинуть город. Потом будет виднее.

Доктор Шулуциу овладел собой и вернулся к своей обычной роли — это был уже не жестокий старик, мстящий тем, кто пытается преступить приличия, Он улыбнулся, как всегда строя в душе планы. Он не собирался углубляться в преисподнюю, куда попал этот неопытный Дунка, который теперь хотел с его помощью искупить свою неосторожность — один из самых великих грехов и по сути и по последствиям. Шулуциу как политик сразу смекнул: «Если все откроется, то пострадают не только авантюристы, но и люди, которые могут быть ему полезными. Он, Шулуциу, не имеет морального права ради личных старых привязанностей предпринимать что-либо, могущее принести вред общим интересам. Он не желает накануне выборов получить префекта-коммуниста. Пусть лучше будет Флореску, который не ладит с коммунистами. А массовые выступления надо отвести, как реку в песок, и, вероятно, так оно и будет — разочарованные манифестанты разойдутся по домам. Не уличной же сволочи вершить справедливость! Любое разоблачение может лишь разъярить толпу…» Быстро и точно оценив ситуацию, он отделался от воспоминаний о жертвах, принесенных им ради своего призвания. Поэтому он смог улыбнуться и сказать:

— Уходите из города и в любом случае не предпринимайте никаких шагов. Ждите, нужный час еще не наступил. Всему свое время.

— Я не могу ждать, — сказал Пауль. — Ни минуты.

Шулуциу встал не отвечая. Он поклонился старой госпоже Дунке, взял ее руку, поцеловал:

— Дорогой друг, дайте ему хороший совет, научите его правилам терпения и самообладания. Этот закон руководил и нашей жизнью, нашей честью и благопристойностью. Напомните ему это теперь, пока еще не поздно.