Кроме Марка, еврейского мальчика, ставшего потом доктором наук и живущего ныне в Израиле, герой повествования еще дружил с генеральском сыном Борей. Герой бывал в генеральской многокомнатной квартире на Садовом кольце. Облик сверкающего от воска паркета и солнечных пятен на полу у него до сих пор соединяется с ощущением советского достатка и покоя. Много позже он узнал, что генерал работал в системе ГУЛАГа, руководя лагерями с такими бедолагами, как его отец. Как тогда блестел паркет! Вот так все самое необычное соединяет судьба. В этом генеральском доме были красивые песни, и был патефон с английскими пластинками, то есть с песнями на английском языке. Может быть, здесь и возникло представление о некой другой жизни, где все совершенно по-иному и перед существительным всегда ставят артикль.
В седьмом классе герой просидел два года, но зато, заканчивая, как тогда говорили, «семилетку», получил первую в своей жизни похвальную грамоту, все якобы знал на пять. Кажется, почти такая же грамота на не очень плотной бумаге с портретами Ленина и Сталина хранится до сих пор и в бумагах автора. Но вот каким образом обладатель грамоты обошел английский язык, автор не знает, а ведь наверняка в табеле стоял и иностранный язык. Мальчик, видимо, и тогда был ловким и сумел, выучив несколько фраз, что-то внушить по многу раз сменявшимся за учебный год «англичанкам». А может быть, «англичанок» просто не было или английский преподавала в меру своих знаний учительница ботаники? А может быть, английского тогда и не было вовсе, он перестал существовать. А ведь так хотелось!
2
В писательстве главное — это не пренебрегать во имя логики и построения сюжета какими-то картинами, которые как занозы возникают в сознании. Надо подчиняться не расчету, а скорее интуиции. Вот автор и подчиняется, но это все тоска по английскому языку, тоска по не сбывшемуся. А тогда представим себе Зубовскую площадь на Садовом кольце, это очень недалеко от Померанцева переулка. Садов, конечно, на Садовом кольце уже никаких не было. Сады вырубили, чтобы с широкой улицы могли взлетать гипотетические самолеты. А где тогда стоял генеральский дом, в котором крутились импортные пластинки? Представили? Сориентировались? Так вот почти на том месте, где сейчас Счетная палата, которая, как мне кажется, все-таки знает, кто и сколько в государстве ворует, но — исключительно и, конечно, во имя государственных интересов! — помалкивает, так вот, почти на этом месте стоял низенький, в один или два этажа, домик, а в нем помещался кинотеатр. Кинотеатром тогда могло стать любое помещение, даже церковь. Такой кинотеатр, кстати, стоял на Октябрьской площади, кажется, сейчас на этом месте воздвигли часовню. Это рядом со зданием Министерства внутренних дел. Из министерства, и сразу покаяние. И герой, и автор именно в этом кинотеатре под церковными сводами вместе смотрели незабываемую «Индийскую гробницу». Боже мой, какое было кино!
Сейчас принято скверно и с настоящими и придуманными подробностями говорить о сталинском времени, но герой-то так его и не знал. Некоторая аберрация зрения или собственное легкомыслие? Но ведь даже в войну не голодали. Из времен эвакуации, о которой уже было сказано, помнятся лишь некоторые сложности с теплом, с дровами, когда вместе с матерью автор оказался в ее деревне в Рязанской области. Ну, скажем, там лишнего со времен Евпатия Коловрата ничего не было, ни колоска, но, кажется, колхоз помаленечку эвакуированным что-то отпускал. По крайней мере автор до сих пор помнит совершенно пустую, голую комнату колхозной кладовой. Стояла зима, и кладовщик, старый хромой мужик, долго на морозе, сняв рукавицы, возился с навесным замком. А потом уже в кладовой автор увидел какую-то синюю, трупного цвета худую тушу телка или барана, висящую на крюке. Это его потрясло, потому что он впервые видел мясо уже не как мясо, а что-то когда-то живое, с которого содрали шкуру и кожу. У детей особое зрение и особая память. Крюком, собственно, заканчивалась короткая цепь, прикрепленная через железное сизое кольцо к потолку. Он также помнит сухой удар топора, которым хромой кладовщик отрубил от туши кусок. Взлетели брызги осколков, потом хромой мужик их тщательно в собственную горсть смел с плахи. Хочется еще вписать, как мать — слово «мать» всегда подразумевает некую пожилую женщину, а ведь вряд ли матери было тридцать — итак, мать химическим карандашом разборчиво на колхозной накладной в графе получения расписалась.
Читать дальше