Роберт Глэнси - Мелким шрифтом

Я повернулся к Сандре, хотел поговорить с ней, рассказать про возвращающуюся память, но увидел, что Сандру тоже сморил сон: голова ее склонилась набок, к моему плечу, пряди волос упали мне на шею, Сандра звучно храпела.

Я замер; в ту минуту — даже в этой палате, рядом со спящими, некогда закадычными друзьями, — я заново ощутил близость, которой мне так остро не хватало.

Молли опять проснулась, мы с ней немножко поболтали, а Сандра продолжала спать. С улыбкой глядя на дочь, Молли сказала:

— У нее редкостно красивый нос, у дочки моей, но рычит он, черт его дери, — что твоя туба. И всю жизнь так рычал, даже когда она совсем малюткой была; эта труба иерихонская тут всех перебудит. Я рассмеялся.

— Эту чертову смерть, Фрэнк, я еще повожу за нос, — сказала Молли, — а ты смотри и учись.

— Я и так смотрю во все глаза. Смерть бывает туповата — поверь, я знаю, о чем говорю. Меня же вот упустила, а тебе проворства не занимать — увернись от нее половчее.

Молли широко, по — детски улыбнулась и снова погрузилась в сон.

Когда Сандра проснулась, я принес ей чашку кофе, а себе — бутылку воды. И под негромкий храп Молли я рассказал Сандре все, что вспомнил.

— Значит, память к тебе полностью вернулась? — спросила Сандра.

— Во всяком случае, самые важные вещи, — ответил я.

— Ты вспомнил, кто я, а это и есть самое важное, — сказала она и улыбнулась своей прелестной улыбкой; правда, не удержалась и добавила: — Чего не скажешь про твою жену.

— А ведь ее даже по башке не треснули, — заметил я, и мы оба рассмеялись.

— Ты замечательно выглядишь, Фрэнк! — неожиданно воскликнула Сандра.

Она сказала это с таким чувством, что я опешил и смущенно пробормотал:

— Да? Гм… Спасибо.

В ушах все еще звенели ее слова, я пытался разобрать ся в оттенках и модуляциях ее голоса; казалось, между нами вдруг протянулась тысяча веревочек, туго связывая Сандру со мной, Но этот мимолетный чувственный порыв быстро прошел, мы сидели молча, внезапно тишину прорезал громкий звук: Молли пукнула во сне.

— Выпить хочешь? — спросил я.

— Очень. В горле пересохло, — сказала Сандра. Она обвила рукой мою талию, и мы пошли в ближайший бар.

Потом, взяв спиртное, сели за столик, и я подробно рассказал Сандре все: про то, как Оскар трахался с Элис, про свое нелепое поведение, про договоры с торговцами оружием. Потрясенная Сандра не пропускала ни слова. Я выложил ей все, что скопилось в моей памяти, но не испытал желанного облегчения, наоборот, стало только хуже: до меня окончательно дошло, как нелепо и необратимо пошла под откос вся моя жизнь.

Когда я смолк, Сандра сделала большой глоток и проронила:

— Вот сука, мать ее…

— Еще какая, — отозвался я.

Я тоже щедро отхлебнул из стакана. Сандра сидела задумавшись и наконец повернулась ко мне:

— И что же ты собираешься теперь делать?

На этой стадии моя память необычайно оживилась. Как будто некий отдел с зачехленной мебелью, много месяцев запертый на ключ, внезапно снова заработал: двери распахнулись, в помещении замельтешили ошалевшие от собственного рвения сотрудники, отчаянно стараясь рассортировать и зарегистрировать груды перепутанных мыслей, чувств и воспоминаний. Я начал действовать по отношению к Элис точно так же, как она столько лет поступала со мной. Я стал украдкой за ней следить. Ходил за ней по пятам, пока она не падала в объятия Оскара. Каждый вторник Элис уходила «кататься с Валенсией на велосипеде», я крадучись шел следом, и каждый вторник она оказывалась в укромном, но роскошном отеле, где ее уже поджидал Оскар; они ничуть не таились, открыто ужинали в ресторане. Однажды вечером я уселся неподалеку, в баре, и оттуда за ними наблюдал. Сфотографировал их на айфон. [200]Вел записи/ [201]

Неделями я ходил за ними по пятам, размышляя, что мне иредиринять дальше. Вроде бы все необходимые ингредиенты малоприятного блюда у меня на руках, но как его лучие приготовить? Проще всего предложить им встретиться со мной, разложить на столе фотографии и бесстрастно наблюдать: не сразу, но постепенно до обоих дойдет, что я знаю все. Интересно, как они себя поведут — разозлятся или станут врать, юлить и изворачиваться.

Но этот вариант меня не устраивал, чего — то в нем не хватало. Однажды вечером я опять последовал за ними в отель, укрылся в баре с рюмкой спиртного, делая вид, что изучаю меню. И вдруг заметил, что даже в меню встречается мелкий шрифт. Ничего из ряда вон выходящего; две звездочки и отсылки к примечаниям: в первом случае — «* для вегетарианцев» , во втором — «* без глютена» . Но эти примечания навели меня на мысль — до того очевидную, что она показалась мне прекрасным даром небес. Прежний Фрэнк уже сделал главное: капкан поставлен; остается проследить, чтобы он защелкнулся.