Роберт Глэнси - Мелким шрифтом

— Меня зовут Лукас! — прозвучало в ответ. — А ты не умеешь разговаривать с детьми.

— А ты — со взрослыми, — насмешливо парировала она и показала ему язык, видимо считая это забавной шуткой, но вышло противно и вульгарно.

Решив, что затея с бумажными поделками не удалась, я предложил Лукасу пойти в гостиную и посмотреть мультики, но он мужественно стряхнул с плеча мою руку — ничего, мол, сам справлюсь, — потом наставил на мою жену пухлый пальчик, прищурил глаза (на миг в его серьезной мордашке проглянул Оскар) и тихо, но веско произнес:

— У меня из — за тебя все внутри умирает [124].

Жена даже вздрогнула. Он произнес это очень по — детски, но что — то в его странной фразе глубоко ее задело (возможно, именно потому , что сказано было по — детски жестоко); она недовольно фыркнула и, встав из — за стола, отчеканила:

— Ну, я сыта по горло этим мини — экспериментом, большое тебе спасибо.

— Какой же это эксперимент! — возмутился я. — Это ребенок, его зовут Лукас, а с детьми, Элис, так разговаривать нельзя, и тебе это прекрасно известно.

— Неумеренные похвалы, как показывают исследования, столь же вредят воспитанию детей, что и полное отсутствиь внимания, — отрезала она.

— Положим, но, как показывают исследования, с теми, кто полагается исключительно на исследования и никогда — на собственную интуицию, довольно трудно ладить, — сквозь зубы процедил я: мне очень не хотелось скатиться перед Лукасом до откровенной грубости.

Жена только устало отмахнулась и скользнула за дверь, наверняка пошла откупорить очередную бутылку вина и потрепаться по телефону с Валенсией.

Я понял, что у нас с женой никогда не будет общих детей. Поглядев на нее ясными голубыми глазами маленького Лукаса, я поразился: в каких же порочных уродов мы с ней превратились. Ведь я привел к нам малыша, чтобы он обворожил мою жену, чтобы привнес тепло и свет в наше существование и убедил ее, что дети помогут нам преодолеть трудности. А Лукас, сам того не желая, словно рентгеновскими лучами высветил трещины в остове наших изрядно подгнивших отношений.

Когда жена вышла и не могла услышать наш разговор, Лукас стал снова раскрашивать картинки и, мимоходом глянув на меня, спросил:

— Почему она — твоя жена?!

Когда мы с женой только — только познакомились, она то и дело сбегала из дома, ища укрытия у Молли. По ее словам, родители ей достались омерзительные, сущие дьяволы во плоти; они ожидали, что дочь станет верхом совершенства, а Элис их непрестанно разочаровывала.

Естественно, я заранее, еще до знакомства с ними, их возненавидел: они же причиняли дочери сплошные муки. Поэтому первая встреча с ними стала для меня немалым потрясением: они мне очень понравились. Непритворно добрые, щедрые, они обожали свою единственную дочь, благоговейно трепетали перед ней и в ее присутствии буквально лучились безграничной любовью. Сказать, что жена немного исказила подлинную картину их отношений, — не сказать ничего; Элис просто — напросто оболгала родителей, оболгала нагло и со злым умыслом. Она изображала их гнусными злодеями, чтобы оправдать, а порой и объяснить самой себе собственное идиотское поведение, эгоизм и жестокость. Нам всем свойственно создавать образы негодяев, на фоне которых мы сами выглядим паиньками, — немудрено, что моя жена выбрала для родителей именно эту роль. Однако для такой роли им всегда не хватало убедительности. Попросту говоря, эти славные, непритворно добрые люди были слишком для нее хороши.

При первом знакомстве я ожидал увидеть парочку страшилищ, злобных и помешанных на религии лицемеров, ежеминутно выказывающих свое недовольство. А дверь мне открыл Фред — милейший скромный человек с густой челкой такой белизны, что она напоминала пышное облако взбитых сливок. На нем была мягкая клетчатая рубаха — его любимая одежда. Рядом стояла симпатяга Джой; она вполне подошла бы для немудрящего фото из серии «Милая мамочка» — такие картинки домашнего уюта охотно оттискивают на крышках коробок с печеньем. Улыбка не сходила с их лиц, а перед дочерью они благоговели, как глубоко верующие люди перед иконой. Моя жена была смыслом их жизни, но умудрилась в ответ на обожание родителей взрастить в себе одну лишь ненависть к ним.

Мы очень редко приглашали их к себе на ужин — жена никогда не выказывала желания повидаться с родителями, она их стеснялась. В конце концов она от них настолько отмежевалась внутренне, что они стали для нее никчемным и позорным атрибутом прошлого. Так шикарный «феррари» сгорает со стыда оттого, что когда — то был создан на грязном автомобильном заводе. Но родители никогда не оставляли попыток выклянчить у нас приглашение на ужин. Спустя какое — то время Джой стала звонить на мобильный мне, а не дочери. Она отлично понимала, что я — слабое звено.