Роберт Глэнси - Мелким шрифтом

— Боже мой, а я‑то решил, что за той дверью кучка юристов и бухгалтеров ищет способ обойти папино завещание и вывести нас на фондовую биржу.

Оскар помолчал с плутоватой миной на лице, но в конце концов признался:

— Вообще — то говоря, на биржу мы уже вышли. Сделка с [пауза] подняла нас на новый, более высокий уровень, а это значит, что все мы, включая и тех, кто партнером не является — вроде тебя, дружище, — скоро будем в шоколаде. Надеемся в этом году добиться ай — пи-о.

— Как ты смеешь нарушать папино завещание? Он же хотел, чтобы фирма осталась у нас, а не перешла в руки какого — то безликого правления.

— Папа, конечно, был человек умный, но не слишком дотошный: в завещание вкралась одна несущественная оговорка, и нам удалось его обойти. Он написал — цитирую: « пока компания носит мое имя , она ни при каких обстоятельствах не должна регистрироваться на фондовой бирже». Вот я и решил, что пришла пора название изменить. Мы проводим ребрендинг, сегодня так поступают все. Плевое дело. Считаю, мы можем назваться, к примеру, «Фирмой»… или чем — то в этом роде. Там будет видно… Головастые ребята из отдела маркетинга что — нибудь да придумают.

Онемев от удивления, я лишь открывал и закрывал рот.

— Ты как, дружище, ничего? Держись, мы скоро разбогатеем, — сказал Оскар.

В конце концов ко мне вернулся дар речи, и я выпалил:

— Как ты мог так поступить?! И с кем — с папой, с мамой и…

— Успокойся, — сказал Оскар. — Не надо так горячиться. Это же к нашей общей выгоде. Папа составлял завещание совсем в иные времена; а нам, дружище, надо идти вперед. Ну, еще вопросы есть?

Внутренне я смирился с тем, что в вопросе ай — пи — о мне не сдвинуть Оскара с мертвой точки, и я сделал последнюю отчаянную попытку воззвать к его нравственным принципам:

— Неужто тебя не мучают угрызения совести? Мы же работаем на производителей страшного оружия.

Оскар усмехнулся — было очевидно, что его нравственные устои столь же фальшивы, как мебель, отделанная «под эпоху Ренессанса», — и произнес:

— Нет — нет. Компания не ограничивается производством ракет, дронов и тому подобного; они выпускают и медицинское оборудование, потрясающие металлические сплавы для…

— На этом кладезь его познаний, и без того неглубокий, пересох; он беспомощно махнул рукой и сказал: — И всякое такое. Ну же, блин, кричи «ура»!..

После чего пнул меня кулаком в плечо и, насвистывая себе под нос, вышел.

Б тот же день, попозже, я сидел за столом, и ко мне подошел тот самый тип.

— Фрэнк?

— Здрасте. Вы кто?

— Меня взял на работу ваш брат. Я служу в отделе [пауза].

Я рассмеялся:

— А, понял, вы — невидимый юрист, сидящий за «китайской стеной, опутанной колючей проволокой суперзапретов». Если вдуматься, все это нелепо и постыдно, не находите?

— Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть ваше утверждение, — без улыбки сказал он.

Заново переживать собственное прошлое было сущим наказанием. Я сжимал в руках кружку и думал о том, что все осталось как было — холодный кофе, контракт с May Contain Nuts, рассыпанный сахар, сверкающий сладкими созвездиями, — но в то же время все было другим. Я был другим — или прежним. Я снова стал Фрэнком.

Подошла моя прекрасная барменша и спросила, все ли у меня хорошо. Она пояснила, что я истерически смеялся и пугал посетителей кафе. Я отметил, что у нее широкие, манящие бедра и чуть — чуть выдающийся животик.

Сам не зная, что несу, я сказал:

— А вы не знаете — есть на планете место, где нет юристов?

Многозначительно посмотрев на меня, она спросила:

— Вы о чем?

— Место, где нет юристов, нет контрактов, никто постоянно не волнуется, как бы не получить нож в спину, — и может быть, там даже никто не говорит по — английски.

— А, понятно, — ответила она. — Знаю я такое место. Прошлым летом ездила на Майорку, так там каждый второй по — английски вообще ни бе ни ме. Это был пипец.

Она одарила меня очаровательной улыбкой и оставила наедине с моими путаными мыслями. Я посмотрел на зажатый в руке контракт. Потом просто стал пялиться на пол — и пропялился бы на него еще час, не появись на периферии поля моего зрения неопознанные черные кроссовки. Мой взгляд скользнул вверх по паре полотняных брюк, по выглаженной белой рубашке — и встретился с Дагом, на лице у которого застыло выражение настолько дикой озабоченно, сти, что я спросил: