Геннадий Карпов - Б-1, Б-2, Б-3 [неженский нероман]

Говорила она так тихо, что я еле разбирал слова. Меня для неё словно не существовало! При помощи музыки она погрузилась так глубоко, что резкое всплытие могло закончиться травмой. Говорить что-то человеку в такие моменты бессмысленно. Поэтому всё чем я занимался – это держал равновесие за себя и за неё: на тротуаре то там, то тут темнел коварный лёд.

– Ты тоже – сама контрастность! Вчера – водитель, сегодня – дама на миллион! – наконец заметил я.

На мой комплимент внимания не обратили. Мы подошли к стоянке машин. Она достала из сумочки брелок и нажала на кнопочку. Где-то в темноте пискнуло и мигнуло, и я с удивлением обнаружил, что садимся мы не во вчерашнюю простенькую «Coroll-у» на механке, а в новенький затонированый «Subaru Forester». Она включила магнитолу, и из динамиков полилась пятая симфония Бетховена.

– На той тачке я только таксую вечерами, – пояснила она, с неохотой переключая сознание с музыки на правила дорожного движения, – а на этой езжу по культурным и другим делам. Есть ещё третья, «Lancia». На ней я участвую в соревнованиях по ледовому ралли. Там такие шипы стоят – во! Короче – пешком не хожу. И ездить люблю, и музыку люблю, и работать надо успевать, и дома. В сутках мало часов. Всегда не хватает пятнадцать минут на Бетховена!

Тут у неё зазвонил телефон.

– Я только что с концерта. Да. Хорошо. У вас ещё в разгаре? Ну, добро. Завтра встретимся. Целую!

– Муж? – спросил я.

– Пока нет, хотя попыток не оставляет. А твоя жена нам не помешает музыку слушать?

– Разве может какая-то жена помешать слушать Чайковского? – я поднял указательный палец повыше, благо высота кузова позволяла.

– Хорошо сказал! – серьёзно произнесла она и вдавила педаль в пол. – Чайковский вечен! А жена – нет. По себе знаю.

Утром ей позвонил любитель лёгкого музыкального жанра и спросил – где её носит? Мне это показалось странным, потому что я почему-то решил, что он – просто её знакомый с элементами секса. Она сонным голосом пообещала ему скоро быть дома и всё объяснить. Говорила она при этом абсолютно спокойно, потом поинтересовалась, как там дети и повесила трубку. Пока мы пили кофе с шоколадными кексами и искали в перепаханной постели её прозрачное бельё, я поинтересовался – кто она ему?

– Это мой полумуж, – всё так же без эмоций произнесла она, словно рассказывала о чём-то совершенно обыденном, – у него двое детей. Старший – от первой жены. Младший – от меня. Оба плаксы, все в папу. Сидят втроём у меня на шее, ноги свесили. Поверь: три мужика на шее – это очень тяжело!

– Может всё-таки это у тебя ребёнок от него, а не наоборот? – наливая кипяток в кружки попробовал пошутить я.

У О-3 с юмором было не очень, поэтому ответила она абсолютно серьёзно:

– Нет! Это у него – от меня! Он сидит дома с детьми, моет посуду и смотрит мультики. Иногда я отпускаю его погулять. Он уходит на какой-нибудь тусняк в свой ночной клуб и приходит через день пьяный и в пудре. Странно, что он уже дома. Семью содержу я. Кто ещё не знает – я работаю начальником автоцеха на ТЭЦ. Я никогда не играла в куклы. Только в войну. Всегда на улице командовала пацанами и помогала отцу ремонтировать его УАЗик. А теперь живу с каким-то слизняком. И представляешь – ничего не хочу менять! У меня есть полумуж, который без меня не сможет перейти улицу – и мне это нравится. Иногда я даю ему затрещину, если он приходит из своего клуба с помадой на щеке, а он начинает что-то лепетать в своё оправдание. Нет, чтобы сказать: да! Было дело! Я – мужик, поэтому трахаю всё, что шевелится! А что не шевелится – сам шевелю и всё равно трахаю! А он чуть не на коленях у меня каждый раз прощения просит и никогда не спрашивает – где была я. Даже обидно! А если я найду такого вроде тебя – разбежимся же через неделю! Ты же будешь трахать всё что шевелится, а потом меня спрашивать – где я шлялась всю ночь? Вот и думай, что лучше! Зато наши дети постоянно под присмотром. Он хорошо готовит. Моет окна. Стирает. Ходит в магазин. И не задаёт вопросов. Так что – до следующего концерта! Я давно с таким удовольствием не слушала «Лебединое озеро»! У тебя неплохая акустика в квартире! Вот что значит – высокий потолок! В следующий раз приготовь пожалуйста Пуччини или Верди. И бутылку итальянского вина. Желательно – красного. На закуску – хороший сыр. Устроим вечер «А ля Ла Скала»! Обожаю всё итальянское!

– Как скажешь! – говорю я. – И позволь заметить: ты – необыкновенная женщина!

* * *

Теперь при каждой встрече с дедом мы орали друг на друга и дрались. Его пёс окончательно встал на мою сторону, ещё пару раз вцеплялся хозяину в лодыжку, после чего дед стал приходить один. Со временем я сообразил, что его жена тоже должна иметь ко мне претензию и попросил деда привести её на следующее собеседование. Не тут-то было! После очередного махача дед зарядил мне длинную речь про подчинённое положение женщины в обществе начиная с раннего христианства. Я эту гипотезу оспорил и сообщил, что конкурент Христа некий гражданин Бар Кохба тоже основал религию, и в его честь к третьему веку церквей стояло больше, чем в честь Иисуса из Назарета, а на Руси вообще до самой Екатерины Великой поклонялись одному Николе Чудотворцу, а на остальных плевать хотели. Но ошибка Бар Кохбы и других иже с ним течений, которых в те времена было – пруд пруди, состояла в том, что в их церковь принимали только мужиков, а кое-где – за большие деньги. В результате бабы, ясное дело, взбунтовались, и ещё через три века от тех религий остались одни руины. Без баб в наше время – никуда, что наглядно доказала Клара Цеткин. А потому, ежели его жена желает быть упокоена рядом со своим мужем, то пусть скажет мне об этом лично, либо на худой конец принесёт нотариально заверенную доверенность. На этом моменте дед всегда кидался на меня с кулаками, но наши движения оказывались какими-то резиновыми и вложиться в удар ни у кого толком не получалось. Видимо, он неверно понимал участие нотариуса в делах его жены. Или, возможно, в его жизни нотариус сыграл не меньшую отрицательную роль, чем офицер НКВД. В любом случае, с его женой я пообщался очень нескоро. Она прокралась ко мне лишь через двенадцать лет. Я её даже сначала не узнал. А потом подумал: как я могу узнать человека, если никогда его не видел! Но уже через секунду мне стало понятно: это она. Измождённое лицо, тяжёлые рабочие руки с тёмными шишками суставов, серый платок, серое платье. На вид я бы ей дал лет сто двадцать. Она постояла какое-то время молча, и я тоже не знал что сказать. Если бы она начала хамить, то в ответ услышала бы всё, что я думаю о людях, убивших моего родного дядьку. Но она нерешительно топталась и только изредка смотрела на меня взглядом человека, которому очень нужна помощь, но который не верит, что люди на неё способны. Когда-то верила, а теперь – нет. Но если меня о чём-то культурно просят, я не могу отмахнуться. А тем более в таком деле.