Геннадий Карпов - Шёл я как-то раз… [Повести и рассказы]

– А ваших – не выбрало! Там же натурально эпидемия! Кого ты предупреждал! Что эти дуры там в свою отраву намешали? Дихлофос? У меня в жизни такого похмелья на другой день не было! Я вообще плохо помню – кто там был и что там было! А вот то, что меня без премии начальство оставит – это факт. Хотя – о чём я! Чёрт с ней, с премией! Что делать-то?

– Сперва ты возле неё сидел, в стаканы подливал, анекдоты рассказывал да всё ближе к ней двигался. Потом выдал, что твой отец – снежный человек. А потом, когда она тебе на колени-то перелезла… – решил освежить Юрины воспоминания Б.

Юра вынул кулаки из карманов брюк и шагнул к Б:

– Чё, траву потопчем, биограф?

– Ну, потопчем! – всколыхнулся Б. – Я четыре месяца пескаря сушил, нифига не заебца!

Водитель, видя, что дело идёт к драке, прервал диспут:

– То ли дело – я! Выпил стакан – и в будку спать. Я эти деревенские штучки знаю! А вы, дураки, ещё рожи друг другу поразбивайте! Для полного комплекта! Чем орать – поехали в аптеку, пока она открыта ещё!

– Дык у тебя не стоит, вот и ушёл! – невзначай заметил кто-то из дискутирующих.

При слове «Аптека» Юрины глаза наполнились светом надежды, и через пять минут он в кабине, а А и Б – в будке, скрылись за знакомым поворотом.

Настал октябрь. Все отряды один за другим сворачивались и уезжали в город, а наш по понятным причинам оставался в тайге. Несколько раз уже вовсю, основательно, по-зимнему, валил снег, и днём уже не таял, а лишь слегка темнел вокруг луж на дороге. Палатки от снега гнулись, носы, торчащие по ночам из спальников, мёрзли, машина по утрам заводилась лишь с десятого раза. Начальство по рации требовало заканчивать сезон, но у нас раз за разом оказывался не пройденным очень важный маршрут и не выкопанным самый главный в сезоне шурф. Народ в отряде особо не роптал: трое успешно залечивали полученные в бою раны, а остальные были на окладе с хорошими полевыми надбавками и в город не торопились. За две недели, что шло лечение, мы несколько раз съездили в ближайший кедрач и прямо с земли собрали столько шишки-падалки, что приходилось кидать её уже не в мешки, а прямо на пол будки. В итоге мы нашелушили по мешку чистого ореха на брата, и долгие вечера проводили лёжа в спальниках, попивая чай со сгущёнкой, слушая радио и щёлкая до мозолей на языке орехи. Хотели сходить за маралом, да как-то так и не собрались.

В последний вечер перед выездом на большую землю Юра нервничал. Хоть лечение и давало хорошие результаты, но об окончательном выздоровлении говорить было явно рано.

– Не ссы, начальник! – успокаивали Юру опытные А и Б. – У нас товарищ есть хороший. У него жена в КВД работает. Сходим к нему, поговорим, отсыпем ему ведро ореха – и дело в шляпе. За три дня кардан как новый будет!

– А три дня-то что делать? Приеду к жене, четыре с лишним месяца не виделись – и что скажу? Подожди, дорогая, денька три! Я тут к венерологу сбегаю, проверюсь! Или презики взять? Так мы ими не пользуемся. Она же не дура, поймём всё сразу.

Слово за слово – открылся диспут на тему – как мужу приехать из тайги и обойтись поцелуем в щёчку. Варианты предлагались разные, но в итоге сошлись на одном: необходим скандал.

– Самый надёжный способ – накрутить себе чёнить этакое на уме. Ну, говно какое-нибудь. И главное – чтоб самому поверилось. Типа, все бабы – одна порода: только муж за порог, а она уже коней ведёт! Потому заходишь – и с порога ей в лобешник – бабац! Знаю, мол, чем ты тут без меня занималась! Всё уже рассказали про тебя, про гадюку. И хахалю своему, слышь сюда, передай: как пить дать шлёпну его, марала! Мокруха – на зоне уважуха! Потом, как кардан починишь – подаришь цветов, наплетёшь про нервный срыв, пощекотишь хорошенько – и нормалёк. Не пойдёт же она хату разменивать из-за одного фингала? Так что вариантов у неё всё одно нет. Через год и не вспомните! – советовали Юре бывалые товарищи.

– В принципе наверно так, только в лоб бить не буду, – Юра лущит очередную шишку, кидает пятаки и скорлупу в костёр, заворожено смотрит на огонь глазами, полными тоски и раскаяния, медленно щёлкает орех, вздыхает и развивает мысль, – она женщина у меня крупная. В обратку как отвесит – две двери головой откроешь. Хотя – и поделом бы. Дон Жуан хренов. Вот же угораздило! Удовольствия – на грош. Зинуля моя в тридцать три раза качественнее этой… вашей, блин… И никаких коней там, я уверен. А проблем теперь… Э-эх…

Трещит огонь. Ночь. Шумит в двадцати метрах таёжная речушка, поигрывая серёжками льдинок на прибрежных кустах. Временами пробрасывает мелкая снежная крупа. Небо затянуто тучами. Семь мужиков в телогрейках сидят вокруг костра, заворожено смотрят на берёзовые угли, морщатся от дыма, пьют очень крепкий чай из железных кружек, греют о них руки, щелкают орех и неторопливо беседуют на актуальную мужскую тему.