— В две шеренги станови-и-ись!
Полицейские ошалело срываются с мест и, ругаясь втихомолку, моментально выстраиваются посреди двора.
— Смирно-о-о! — теперь столь же усердно горланит косматый, его «р» звучит необычно мягко, и Николай догадывается, что этот полицейский — из Северной Добруджи, тамошние болгары говорят как бы нараспев.
Ряды синих мундиров замерли. Косматый строевым шагом выходит на середину и берет под козырек.
— Товарищ уполномоченный Отечественного фронта, полицейский участок готов служить новой власти, личный состав готов выполнять все ее приказы. Исполняющий обязанности начальника ефрейтор Калудов!
Николай порывается козырнуть, но, вспомнив, что с непокрытой головой козырять не принято, только восклицает, стараясь, чтобы ого голос прозвучал как можно более мужественно:
— Смерть фашизму!
Калудов приходит в замешательство, потом вдруг изрекает охрипшим голосом:
— А как же иначе!..
Николай подходит ближе к строю и пристально осматривает полицейских, стремясь казаться взрослым человеком и, главное, строгим.
Некоторые из них ему в отцы годятся!
— Всего десять человек, — недовольно констатирует он. Его беспокоит то, что бо́льшая часть личного состава отсутствует. — А где остальные?
— Сбежали! — отвечает Калудов виновато.
— Сколько сбежало?
— Семнадцать человек.
— Причины?
Калудов молчит, а в строю — тихая, едва заметная растерянность.
— Причины? — сердито повторяет Николай.
Ефрейтор опять вытягивается в струнку, демонстрируя свою покорность и почтительность.
— У одних грехи, другие…
— Другие со страху! — подает голос из строя пожилой толстяк с широкими бровями, которые кажутся наклеенными. — Пронесся слух, будто все те, кто служил в полиции, будут расстреляны.
— Глупости!
— Вместе с женами и детьми.
— Глупости!
— Вот и я так считаю — глупости! С какой стати коммунисты будут убивать невинных людей, если они даже служили в полиции!
— У кого совесть чиста, тот может быть спокоен, — говорит Николай. Но внутренний голос все время подзуживает: «А много ты встречал полицейских, у которых была бы совесть чиста?» Затем Николай оборачивается к Калудову: — Отпустите своих подчиненных до нового указания и пойдемте со мной в помещение. Впрочем, за что вас произвели в ефрейторы?
— За добросовестную службу… И за то, что спас скотину при пожаре.
— Начальник участка тоже сбежал?
— Так точно. Еще утром шестого сентября. Но мы знаем, где он.
— Где?
— В своем родном селе, в Пазарджикской округе. У своего кума прячется…
— Товарищ уполномоченный Отечественного фронта! — снова говорит из строя пожилой толстяк. — Зачем вам скрытничать с ефрейтором? Он такой же, как и мы. Ежели у вас есть что спросить или сказать, пусть это будет при всех. Раз уж мы остались, велите нам идти хоть в огонь.
— Верно! — поддерживают его остальные. — Нечего нам в прятки играть, ушло то время, когда от нас все скрывали, пускай лучше все делается на виду у народа!
— Согласен! — говорит Николай. — Так, возможно, будет демократичнее, да и надежнее. Пусть Калудов отвечает, а вы его поправите, если что не так. Нет возражений?
— Нет!
— Вы доверяете Калудову или, может, хотите заменить его другим?
— Доверяем, доверяем! — звучит над строем. — Его двоюродный брат сидит в тюрьме, анархист…
— Ясно! — Николай вскидывает руку. — Пока в штабе не скажут, как быть дальше, Калудов будет моим заместителем. Я полагаю, что некоторые из вас останутся на службе…
— Товарищ уполномоченный! — Это все тот же пожилой толстяк, кажется, самый прыткий из всех и довольно сообразительный. — А как будет с теми, за кем не водится грехов, но кто не желает оставаться в полиции?
Четверо полицейских неуверенно поднимают руки.
— Да, да, мы не желаем!..
— К вечеру получите ответ! — успокаивает их Николай. — А остальные готовы продолжать службу, теперь уже в рядах народной милиции?
— Так точно, готовы! — рапортует ефрейтор Калудов.
— А теперь — за работу! Сбежавших семнадцать душ… С оружием они удрали?
— Только трое — Мушмов, Епитропов и Спасов. И начальник тоже.
— Калудов, за час-полтора подготовить мне четыре списка: сбежавших — все данные о них и где они предположительно могут находиться. Тех, что оставили оружие, перечислить отдельно. Желающих уволиться. И наконец, готовых служить народной власти. — Николай поворачивается к строю: — Может, что-нибудь не так?
Читать дальше