Александр Уваров - Казино для святых [СИ]

А ему вот — позволила.

Надо играть…

Вот только радости нет. Нет ощущения близкого, верного, в руки идущего куша, грядущего выигрыша.

Не греют пока деньги руки, хотя, вроде, близко они, совсем рядом.

Вот это странно!

— Толян, мать поищешь? Опять куда-то сгинула, шалава!

— Спать ложись! — крикнул Толя.

И перевернулся на живот.

Может, так легче заснуть?

Странный сон…

Запах земли. Не так уж часто во сне приходят запахи.

Звуки шагов — отдалённые, приглушённые, расплывающиеся в красноватом сонном тумане.

И слова… Не разобрать. Как будто песня. Долгая, протяжная, печальная, бесконечная.

Кто-то склонился к голове.

«Я не верю в тебя…»

Он снова стал маленьким. Будто ребёнок. Брошенный…

«Нельзя… Нельзя быть слабым. Можно быть каким угодно: злым, жестоким, несправедливым, эгоистичным. Можно быть даже безмозглым. Совсем безмозглым. Можно быть… Так даже легче! Когда нет мозга. И нет сердца. Тебя любят, потому что ты хуже других. У них, этих «других», тоже пусто внутри. Твоя пустота и их пустота — вместе это пустота жизни. Ты такой же, как эти «другие», но только чуть хуже. Злее, примитивнее… Тебя любят таким. И кому какое дело до того, что было вначале? Каким ты был в начале своего пути, какие мечты у тебя были, какая энергия была у тебя внутри… Кому какое дело? Всё получилось, не так ли?»

Это его слова? Они звучат внутри… где-то в глубине сознания?

Эти слова рождает его сознание или приходят они извне?

Не понять. Но он как-будто слышит их… так ясно и отчётливо.

Кто-то выдыхает у него над ухом.

Произносит над ним:

«Не вырваться…»

Так тяжело становится, будто широкую, дубовую, земляной водой пропитанную доску положили на грудь, сверху ещё и для верности придавив камнем.

Для верности — чтобы уж точно сдавить сердце и прервать дыхание.

«Нет!»

Он вырвался из сна, будто вынырнул из болотной, больной воды.

Открыв глаза, Николай смотрел в темноту спальни, дышал часто, глубоко захватывая воздух, рыбьи открывая рот.

Глотая воздух жадно.

Сердце болело, кололо в груди.

— Не вырваться, — прошептал Ставицкий.

Превозмогая боль, он повернулся к жене, тронул её за плечо.

— Лариса…

Он не узнал свой голос.

Голос стал хриплым и очень низким.

Ставицкий откашлялся.

— Лара… проснись… Проснись же!

Николай и сам не мог понять, отчего он сорвался на крик. Разве что от того самого прилипчивого, неосознанного, безотчётного страха, что всё чаще стал преследовать его в последние дни.

Страха темноты. И удушья.

— Что… Что тебе?

Лариса заворочалсь беспокойно, потом вскочила, присела на постели и, потирая ладонями сонные глаза, постмотрела с беспокойством на мужа.

— Коля, что с тобой? Мне показалось…

— Ничего, — ответил Николай. — Прости, я тебя разбудил…

Ларисе показалось, что голос его звучит виновато и неуверенно. И так непривычно робко по сравнению с обычными его интонациями.

— Что случилось?

— Сон, — ответил Николай.

И добавил:

— Плохой сон… Совсем нехороший сон приснился. Показалось… будто я заблудился. В тумане… Не могу выбраться. А потом как-будто… Захлёбываюсь. Будто вода полилась в рот, в лотку…

Николай вздрогнул и, проведя рукой по лбу, почувствовал на пальцах липкую влагу холодного ночного пота.

— Ничего, ничего… — прошептала Лариса.

Она склонилась над мужем и поцеловала его.

— Ничего…

Её поразила сухость его губ. Они были словно иссушены ветром.

Её охватила жалость к мужу.

«Господи, что же с ним происходит? Неужели это всё из-за того, что мы…»

— Обидно, — ровным и каким-то холодным голосом сказал Николай. — Обидно, если и ты меня предашь.

Лариса отстранилась от него.

И далость сменилась раздражением.

«Ему обидно! О моих обидах он никогда не думал! Конечно, пока он был сильным, непобедимым, непробиваемым — и я ему была не нужна. Тогда он не звал меня по ночам. Тогда не хватался за меня, как за соломинку. Тогда ему было не обидно… А сейчас? Что он от меня хочет?»

— Успокойся, — ответила Лариса. — Спи… Всё хорошо.

— Вот!

Николай показал на горло.

— Вот здесь мне накидывают… Вот сюда верёвку!

— Прекрати, — строго сказала Лариса. — Прекрати. Что с тобой? Коля, успокойся, я тебя прошу. Ты каким-то истеричным становишься, честное слово! Ты же не был раньше таким. Где твой былое спокойствие? Спи, всё хорошо.

— Да, — прошептал в ответ Ставицкий. — Внешне хорошо… А я чувствую, что набрасывают. Набрасывают верёвочку. Скоро затягивать начнут. Время, Ларочка, время…