— А списывали вы как эти аппараты? — продолжал допытываться Гонеев.
— Естественная убыль, — сухо ответила Екатерина. — Что ещё нужно?
И она, подняв трубку телефона, демонстративно стала набирать номер. Первый, что пришёл ей на память — номер секретариата Ставицкого.
Она хотела поскорей закончить этот странный и (как она чувствовала) весьма опасный для неё разговор. И уже не скрывала этого желания.
— Естественная убыль? — переспросил Гонеев. — Так прям и списали? Мыши сгрызли аппараты? Или клиенты, расстроенные проигрышами, порезали их на куски прямо в залах казино? Вот так вот с баланса и сняли…
И Гонеев коротко и издевательски хохотнул. И вытер ладонью уголки рта.
— Илья Петрович, — строгим голосом сказала Боровикова, — у меня мало времени и много работы. Я не собираюсь вам ничего объяснять и, тем более, сообщать детали отгрузко и списания техники. Если нужна дополнительная информация — пришлите письменный запрос…
«И пошёл ты!..» — мысленно добавила Екатерина.
— Ладно, ладно, — пробормотал Гонеев.
Он как-будто смутился, стушевался, быстро встал и направился к двери… Но… Но Екатерина слишком хорошо изучила этого ушлого особиста, чтобы так вот поверить его актёрской игре.
Она-то понимала, что Гонеев пришёл не для того, чтобы получить ответ на свои вопросы. Он, опытный чиновник, прекрасно понимал, что не будет главный бухгалтер компании обсуждать с ним такие вопросы. Понимал, но всё-таки пришёл и вопрсы задал. Разыграв в начале и в конце разговора смущение и робость. А в середине — нагловатую самонадеянность.
Для чего?
Екатерине снова стало неспокойно.
Она поняла — для чего он приходил. Увидеть её реакцию на его вопросы. Спросить — и посмотреть.
А она не выдержала, сорвалась. Даже попыталась нагрубить.
И Гонеев наверняка поймёт…
«Господи, зачем же я так повела себя? — с тревогой подумала Екатерина. — Он мой страх быстро нащупает, у него нюх на страх. Эти ребята, из органов, как борзые добычу чуют. Зачем же!..»
У самой двери Гонеев остановился, повернулся к ней и помахал рукой.
— Всего наилучшего, Екатерина Даниловна. Извините за беспокойство. Надеюсь, вы всё правильно поняли и не сердитесь на меня за моё любопытство. Работайте спокойно, Екатерина Даниловна, большя я вас не потревожу.
— Да, да, конечно, Илья Петрович, — ответила Боровикова. — Всё понимаю, разумеется… И вам, как говорится, всего наилучшего…
И Боровикова почувствовала, что голос её звучит как-то робко и неуверенно.
Гонеев закрыл за собой дверь.
Толя запрыгнул в машину. Так быстро, что едва успел пригнуть голову.
— Гонится за тобой кто? — деловито осведомился Тёма. — Менты с наганами?
Толя захлопнул дверь — резко, одним рывком на себя.
— Не шути, блин! — процедил он сквозь зубы. — Охрана, сволочи, так косилась. Блин, так косилась! Я чуть в штаны…
— Ты бы ещё видеокамеру с собой взял, — продолжал иронизировать Тёма. — Ходил тут, чмырёк, глазами стрелял. Да тебя, юный следопыт, только слепой не срисует. Понял?
— Да я тебе за чмырька!..
И Толя сунулся было к водителю, но, получив точно рассчитанный удар в лоб, замолчал, затих и сел на место.
Тёма завёл машину, вырулил с парковки и, отъехав метров на двести, остановился в каком-то глухом, едва освещённом дворе.
Заглушил двигатель. Приоткрыл дверь, высунул голову из машины и огляделся по сторонам.
«Вроде, место тихое. Хоть и центр…»
Захлопнул дверь и кивнул главному.
— В ажуре. Точка тихая…
И включил свет в салоне.
Блинов вытащил из внутреннего кармана листок бумаги и ручку. Повернувшись к Толе, спросил:
— Ну, Толян, объясняй, что да как. Много успел увидеть?
Толя с готовностью придвинулся ближе к Блинову и быстро зашептал:
— На входе — рамка и три охранника. Все объёмные, суки, и высокие. Шкафы славянские! И мышцой не обижены. В пиджаках…
— Понятно, что не в кимоно! — оборвал его Блинов. — Под пиджаками у них что? Оружие есть? Стволы видел? И хватит шептать! Говори нормально, здесь все свои.
Тёма усмехнулся…
«А я говорил, что Толян — тупой. Его за лоханутость хозяин из палатки прогнал, Толян ему прибыль не мог нормально посчитать и сдачу всё время в убыток давал. Волт у азера нервы и не выдержали, прогнал он Толю на вольные хлеба…»
…и включил магнитолу, понизив звук до минимального уровня.
— Говори, Толя, говори, не смущайся, — добавил от себя Тёма.
Толя обиженно засопел, вытер нос уголком рукава старой, затрёпанной зелёной куртки и продолжил:
Читать дальше