Александр Уваров - Месяц смертника [СИ]

— Сволочь, — заметил Лушенков. — Все они… Ладно, продолжайте.

— Но, как он сказал, есть выход и из этого положения. Поскольку компания, которой принадлежит конференц-зал, оказалась против воли втянута в скандал, ей хотелось бы разрешить эту ситуацию максимально быстро и без лишнего шума. Эдвин сказал, что эта компания, в отличие от жуликов-устроителей презентации, весьма дорожит своей репутацией и не хочет, чтобы её имя упоминалось в каком-либо публичном расследовании скандала. Поэтому они обратились к местной туристической компании, где работает Эдвин, с просьбой разрешить ситуацию с приглашёнными на презентацию гостями и обеспечить им нормальный выезд из страны. Хотя, увы, и без компенсации за моральный вред…

— И вы поверили?

— Честно говоря, нет. Просто понял, что дело моё плохо и надо срочно выбираться отсюда. Но без денег… В общем, я решил дослушать до конца и потом решать, как же выехать обратно.

— И как же он предложил эту ситуацию решить?

— Да, в общем-то, он сказал, что ситуацию уже благополучно разрешилась. Деньги на билет нашлись, гостиницу мне тоже готовы оплатить. Надо только на обратном пути завезти в Москву небольшую посылку для их московского офиса. Так, небольшая коробочка…

Лушенков заёрзал на стуле («Повёлся, гад, ой повёлся!» — подумал я) и начал торопливо строчить в блокноте, низко опустив голову, едва не потираю кончиком носа сминающиеся под напором его жалобно поскрипывающей авторучки листы блокнота.

— Так… — прошептал он и перевернул страницу, — хорошо… Передать, стало быть? Чего остановились, замолчали? Что смущает?

— Ничего, — ответил я.

— Так продолжайте! Кому передать-то? Он это сказал?

Я проснулся ночью.

Палата спала сном неровным, тяжёлым, тревожным. Воздух густел, душил кислым запахом застоялого пота.

Я откинул одеяло. Нет, легче не стало.

Отплывший от батарей давящий, чугунный жар схватил, сдавил виски.

Дышалось с всхрипом и мокрый кашель окончательно прогнал сон.

Я сел, опустив ноги на пол. Пяткой нащупал тапочки, стоптанные больничные тапочки, и подвинул их ближе к постели.

Дядя Коля жалобно замычал во сне и потянул руки вверх. Пальцы его задрожали, задёргались в бессильном желании отогнать тёмный пидорский сон, что изрядно умучил его, да не вышло, не вышло так просто отогнать. Дядя Коля застонал и лягнул сон ногой.

И засопел, обретя краткий покой.

«Ишь… мычит кто… сука…» — пробормотал кто-то (я так и не понял, кто именно) и со скрипом кроватным перевернулся на другой, не отлёжанный ещё бок сна.

Шёпот. Скрип дверей. Шаги по коридору.

Как странно!.. Почему-то показалось, что и сейчас будет обход. Какой-то особенный, никем ещё не виданный, ночной обход.

И всех успокоят. И откроют окна минут на пять. Только чтобы проветрить.

Чтобы все лежащие, шепчущие, бредящие, стонущие, страдающие и просто безучастные к самим себе — все, все до единого могли бы глотнуть свежего, морозного воздуха. Так, пару глотков.

И ещё… Во время этого обхода спросят: «Ты кто? Почему ты пришёл к нам?»

Я отвечу: «Меня никто не спрашивал. Меня привели насильно».

Мне ответят: «Мы не можем тебя отпустить».

И добавят: «Таков закон. Наш долг держать тебя. Ты будешь жить долго и счастливо».

Я скажу: «Это просто процедура. Формальная процедура. Меня держат здесь не потому, что заботятся обо мне. Полагаю, что до меня вообще нет никому никакого дела. Полагаю, я нужен вам лишь для того, чтобы оправдать ваш собственный уход. Ведь и вас когда-нибудь отпустят. Пусть не сейчас, не скоро. Но наступит и ваш срок. Ваш хозяин спроси вас: «Почему вы до срока дали ему бежать? Разве не полной мерой отмеряна ему жизнь?» Вы ответите: «Не гневайтесь на нас. Мы сделали всё, что смогли. Мы держали его, хотя ему было плохо. Держали его так же, как держали и всех остальных. А ведь и им было плохо, и они тоже пытались бежать. Мы исполнили свой долг. Они были прикованы к жизни как к позорному столбу, они до конца, до самого позорного конца своего корчили рожи и пели срамные песни, славя Тебя! Но крепость цепи определяем не мы. Прости нас, если звенья её оказались так слабы…» Вот что вы ответите своему хозяину. Вот как вы оправдаете свою жизнь. Не бойтесь! Он поверит вам. И едва ли заподозрит в жалости ко мне…»

Вот так я скажу.

Но… Нет. Никто не идёт. Тишина.

Холодок тянет по ногам. Так легче, легче. Можно и заснуть…

Но… Кажется или нет?

Заскрипела дверь.

— Нет.

— Как это «нет»?