Александр Уваров - Месяц смертника [СИ]

Человечество — это наш враг, который уже провёл тотальную мобилизацию и призвал в ряды своей армии всё население Земли, от глубоких стариков до новорожденных младенцев. Все они — наши враги. Заклятые, смертельные враги! Все они, от кричащих в колыбели до умирающих (но пока не умерших!) в приютах для престарелых, все они самим существованием своим ежедневно, ежечасно, ежесекундно ведут непрекращающуюся, упорную, жестокую, бескомпромиссную борьбу с нами, людьми Революции.

Без преувеличений можно сказать, что даже самое небольшое число врагов, оставленных в живых, способны нанести нам колоссальной силы контрудар, который погубит дело нашей Революции.

Человечество — организм, неоднократно демонстрировавший потрясающие способности к регенерации и восстановлению как размеров, так и упорядоченной структуры биоколонии.

Следовательно, не демонстративный, а тотальный террор приведёт нас к победе.»

«Мы говорим о методах нашей борьбы. Сейчас, уж простите меня, я задам очень простой и наивный, который, тем не менее, неизбежно возникнет у каждого нашего слушателя или читателя, не знакомого с Внутренней Доктриной Революции. И звучит он так: «А какова наша цель?»

«То есть мы говорим лишь о методах борьбы… О приёмах, кстати, поговорим, позже… Пока — о методах. Но при этом не отвечаем на вопрос: «А, собственно, во имя чего?» Я вас правильно понял?»

«Да, вы абсолютно правильно меня поняли».

— Вот, скажем, хуй пососать, — продолжал дядя Коля. — Не хочешь?

— Нет, — ответил я.

— Точно? — дядя Коля мне сразу, как будто, и не поверил и, похоже, был даже несколько обескуражен моим ответом. — Я ведь это… Взаправду…

— Взаправду не хочу, — подтвердил я свой отказ.

Старик вздохнул и устроился поудобнее на скрипучей своей кровати.

— Ну, это…

Он вздохнул и хрипло откашлялся, с трудом выталкивая липкую мокроту из горла.

— Это ты напрасно! — решительно заявил он. — Это ведь я по-дружески… Я ведь не каждому предлагаю!

«Ценю», — прошептал я и перевернулся на другой бок (свет в окне становился желтее и ярче и начинал уже покусывать глаза).

— Не каждому! — продолжал дядя Коля. — Ты, небось, думаешь — я и завтра к тебе с этим вот подкачу, и послезавтра, или там через три дня…

— Колян!

Тапок с глухим стуком ударился о спинку Колиной кровати и отлетел на середину комнаты.

— Это вот душевно, — тихо сказал дядя Коля.

Теперь я лежал спиной к нему и не видел выражения его лица… Но мне почему-то показалось… Или нет, я был уверен, что он лукаво подмигнул мне.

— Ты, Федя, человек добрый, — начал было дядя Коля. — Тапок мне вот вернул…

— Ещё раз тебя, хуесоса, услышу, — пообещал невидимый Фёдор, — ты у меня ты у меня… всей больнице…

Простыня колола мне спину и бок, словно засыпана была мелким серым песком.

«Ответа на этот вопрос нет. Более того — его и быть не может! И даже больше того — само наличие этого вопроса, само существование его в умах духовно незрелых наших адептов свидетельствует об абсолютном непонимании ими смысла нашей борьбы. Вопрос «Для чего?» предполагает некий ответ, начинающийся со слов: «А для того, чтобы…» Но, извините, если «для того, чтобы…» то, следовательно, именно после этих слов и необходимо будет указать некий предмет, явление, реальной существующий или воображаемый (интересно — кем воображаемый?) объект, который останется, сохранится после нашей борьбы.

То есть, заранее согласиться с тем, что мы хоть что-то оставим, хоть что-то сохраним и именно во имя этого «нечто» мы и ведём нашу борьбу.

И мы вынуждены будем согласиться с тем, что это «нечто» безусловно следует сохранить.

Но именно это-то совершенно недопустимо!

Если мы согласимся с необходимостью сохранения хотя бы ничтожной части Вселенной, пусть даже в трансформированном, изменённом до неузнаваемости виде, если мы допустим, хотя бы чисто гипотетически, саму возможность сохранения чего-либо, пусть даже самого малого кусочка этого мира, мы полностью обесценим нашу борьбу.

Где таится гибель Революции?

В компромиссе!

О, это самое страшное, самое мерзкое, отвратительное, пылью, тленом, мясной гнилью пахнущее слово!

КОМ-ПРО-МИСС! Это удары молотком по гробу».

«Гробы — это по нашей части».

«Тошнит… Пропахший сладким ладаном гроб красного лакированного дерева, с резной крышкой в мелких завитушках, с чёрными розанами по углам… Такой вот тошнотворный, мещанский… А в нём — наша мечта. Мечта о возвращении к Хаосу. К отцу и матери, к истокам знаний, действий, поступков, прозрений, ошибок, наслаждения, шагов, снов, слов, осенних опадающих ресниц, синих перьев в белом крутящимся ветре, ранних горячих звёзд в облаках искрящейся пыли… Назад, туда, где не было мира, не было света, не было ничего!»