Ларри Макмертри - Покидая Шайенн

— Нет, — сказал он. — Мне нужно вернуться к делам.

Я возился с ловушкой, Молли вся дрожала и, насколько я понимаю, была готова заплакать. Но Гид преисполнился решимости.

— Не думай, что я не благодарен тебе, — сказал он. — Но меня ждут дела, Молли.

Я поймал какой-то ее странный взгляд. Она разрывалась на части от боли. Было удивительно, что в ее возрасте она испытывает такие сильные чувства. Я таких чувств никогда не испытывал, ни в каком возрасте.

— Милый, ну хорошо, поработай, — сказала она. — Но зачем же тебе переезжать, ты ведь можешь возвращаться сюда после работы.

«Милым» она никогда не называла его при людях, никогда, сколько я ее знаю. Меня бросило в дрожь, и непонятно, как Гид устоял на ногах.

— Да нет, Молли, так нужно, — сказал он. — По крайней мере, пока. Мало сбежать из больницы, чтобы решить сложные дела.

Она заплакала, и никто из нас не посмел до нее дотронуться.

— Тебе всегда всего мало, — сказала она.

Он ответил, что, возможно, не всегда.

— И огромное спасибо за твою заботу.

Наверное, она сочла, что Гид уходит от нее в последний раз.

— Не за что, Гид, — сказала она. — Да хранит тебя Господь.

Она повернулась и, всхлипывая, пошла в дом.

— Если ехать, так поехали, — сказал я.

Гид тоже был здорово расстроен. По пути в город мы все больше молчали.

— Нужно было бы получше придумать, как уйти, — сказал он. — Ненавижу огорчать Молли.

— Знаешь что, — сказал я. — Тебе нужно было остаться, ты ведь сам этого хочешь. Если ты намерен себя хоть немного побаловать, то сейчас самое для этого время. Извини, но мне так кажется.

— Да, я хочу, — сказал он. — Возможно, так и будет. Но нельзя же просто так сорваться, подчиняясь минутному импульсу. Еще нужно отдать кучу всяких распоряжений. Бывают правильные и неправильные пути.

— А ты единственный человек на свете, который в этом разбирается, — сказал я. — Или единственный, кого это заботит.

Наверное, через пару недель я поинтересовался, навещает ли он Молли, и он сказал: да. Мейбл вместе с Сарой и Сьюзи уехали отдыхать в Колорадо, и Гид был предоставлен сам себе. Надо думать, у Молли он бывал часто. Я так и не спросил его, что они там решили насчет совместной жизни, а сам он ничего не сказал. Ясное дело, пока Мейбл не вернется, он не мог позволить себе что-нибудь предпринять, иначе чувствовал бы себя жуликом, Говорил он об этом нехотя, и я его понимал. Мы почти не касались этой темы.

Однажды утром он явился в смурном настроении — вбил себе в голову, что именно сегодня нужно заняться ремонтом ветряка на старой их усадьбе, где я теперь жил. Мне ветряк годами служил без особых подлостей, только изредка выходил из строя шток насоса. В этот день человек из города должен был привезти новый набор труб, новый резервуар, ну, словом, все. Пахло адской работой, и я пытался его отговорить.

— Гид, ты только подумай, — сказал я. — Сегодня первое сентября. Через месяц будет прохладно, и мы все легко сделаем.

— Ну, да, сейчас жарковато, — сказал он. — Ноу нас как раз есть время, и мы починим ветряк. А через месяц у нас будут другие дела.

Поджидая человека с новыми железками, мы сидели в тени водокачки и травили подходящие к случаю разные древние байки о ветряках и мельницах. Я боялся ветряков пуще гремучих змей, потому что у меня был дядя, который погиб от ветряка. Я рассказал об этом Гиду.

— Вышка была стальной, — сказал я. — И когда он на нее залез, ударила молния. Он погиб от удара электричеством.

— Да, это опасные штуковины, — сказал Гид. — А на деревянных мельницах часто ломаются перила, можно запросто сверзиться. Помнишь Кларенса Фирсона? Вот так он свалился и сломал себе шею.

— Помню, — сказал я. — Ходил годами с шинами на шее. Повезло парню.

Вскоре приехал механик с трубами, и началась тяжелая работа. Лишь только мы подтащили новую трубу к вышке, как Гид уже раскалился, точно ствол пулемета, да и я не загибался от мороза.

— Не стоило бы с этим возиться, — сказал я. — Как бы тебе не потянуть шов, волохая это железо. Я сам еле-еле выдерживаю.

— Где ты хочешь быть — на земле или на вышке? — спросил он.

— Пытаюсь угадать, что лучше для тебя. На вышке у тебя закружится голова и ты сверзишься, а если останешься внизу, тебе достанется самая тяжелая работа.

— Не волнуйся за меня, — сказал он. — Я еще не развалился, и вообще — имел дело с мельницами и ветряками всю жизнь. Так что ты остаешься внизу.

Он полез наверх и принялся отворачивать то и выколачивать се, и вскоре отступать стало некуда, потому что мы все раскурочили. Потом мы стали разбирать старую трубу, вытаскивая ее по кускам.