Ларри Макмертри - Покидая Шайенн

На армейский сборный пункт его и Джо вызвали с разницей в две недели. Вместе с Джонни мы отвезли Джо в Уичито и посадили в поезд. Отвезла бы и Джимми, если бы он позволил. Но он хотел прошагать пешком три мили до шоссе, чтобы ехать на попутке. Даже подвезти его до шоссе не разрешил. Собравшись, он вышел на крыльцо. Сунула ему двадцать долларов, а поцеловать даже и не пыталась. Он простился и пошел, шел и шел через пастбища, не оглянувшись ни разу. Только перед тем как скрыться за Бугром, перекинул чемодан в другую руку.

Посылала ему пироги и пирожные. Наверное, ему они не нравились, но, может быть, нравились его товарищам.

Стоит только начать думать о Джимми, всегда в конце концов перескакиваю на воспоминания об Эдди. Однажды утром, собирая яйца, опять вспомнила о нем. Смешно, а Джимми никогда этого не понять, — я ведь вправду совершила то, что он называет такими страшными словами. Совершила с Эдди, а ведь он был моим законным мужем.

Обожала его кудрявый затылок и, безрассудно отдаваясь ему, совсем не обдумывала линию своего поведения. В ответ добилась, что он не уважал меня и обходился со мною по-хамски. Ему хотелось, чтобы, пока он развлекается на стороне, его жена раздувалась бы от гордости только потому, что она — его жена.

Для него-то, конечно, большая удача, что я за него вышла. Читала как-то в газете о помешанных на сексе. Они начинают убивать, потому что женщины не доставляют им удовлетворения. И с Эдди вполне могло такое приключиться. Всегда думала, что он псих, и даже говорила ему об этом, когда он по три-четыре раза на дню наскакивал на меня. Но ему казалось, будто дело только в том, что это я его завожу. Он бесился и запросто мог меня задушить. Иногда, и вправду, я его раззадоривала, но только не четыре раза в день. А он все ругался.

— Ты мерзкая сучка, — говорил он.

И повторял постоянно, и я наконец перестала замечать и раздражаться. Чем меньше я обращала внимания на его ругань, тем подлее он делался. Он вытаскивал меня на задний двор, когда у какой-нибудь из его сук начиналась течка, чтобы я наблюдала, как на нее влезают кобели. Вскоре перестала сопротивляться — смотрела и все тут. Кажется, это зрелище меня вообще никогда не раздражало.

— Ты только глянь, лапа, — говорил он. — Она ведь точно как ты, правда? Ну, совсем как ты. Тебе нравится?

Не отвечала вовсе или выдавливала из себя пару слов, закипая от его похабели.

— Что особенного в собачьей вязке? — говорила я.

А однажды говорю:

— Надо же, милый. Жаль, не знала, что тебе так нравится любоваться этим делом. Так уж и быть, давай пристроим зеркало у кровати, чтоб тебе было на что посмотреть.

В общем, придумала, как с ним справиться. Он удивился, но решил не отступать.

— Да ради Бога. Давай, — говорит.

Поставили зеркало. Он чуть не спятил. Ему нужно было чувствовать, что он самый потрясающий мужик на свете. И терялся, когда не получалось. А я в тот день не позволила ему распетушиться: то и дело смеялась, откровенно хохотала над ним. Все, что он вытворял, мог бы с тем же успехом проделывать с подушкой. Он и сам догадался. Стоило ему глянуть в зеркало, как он натыкался на мою усмешку. В тот раз ненавидела его за то, что вышла замуж за него, а не за Гида. Он так крепко сжал мою руку, что сломал мне безымянный палец.

— Мне осточертел твой идиотский смех, — говорит и стискивает мои пальцы. — Давай, поплачь теперь, стерва.

Не заплакала, а просто молча на него уставилась. Он встал, оделся, уехал в Оклахому, и недель шесть его не было. К тому времени, когда он вернулся, я почувствовала, что беременна. Это был Джимми.

Но не скажешь, что время, прожитое с Эдди, было таким уж плохим. Вела себя подло по отношению к нему всего несколько раз, когда никаких сил терпеть не было. А иногда, когда я мыла посуду, он вдруг входил, улыбался, развязывал на мне передник, прижимался сзади, поглаживая мои волосы, шею, грудь, спину, пока, наконец, я не поворачивалась к нему и не начинала целовать, оставляя мыльные следы на его рубашке.

Из его девчонок видела только одну, рыжую. Она явилась на похороны вместе с его сестрой Лориной. Эта Лорина исключительно тонко дала мне понять, что бедняге Эдди следовало жениться не на мне, а на этой рыжей. Когда его убили, то хоронили не дома, а в Чикише, штат Оклахома, где жила Лорина. Ехать туда нужно было поездом, и эта поездка была самой дальней в моей жизни. Дело было в холодном и дождливом феврале. Эдди в гробу выглядел очень красивым. Рыжая была так себе, красавицей не назовешь, и вела себя не слишком любезно. Обратно в Хенриетту я ехала одна целую ночь, путешествие было печальным. В черном окне вагона отражалось только мое лицо, ничего больше не было видно. Не могла поверить, что Эдди мертв, казалось, что настанет еще время и его руки прикоснутся ко мне. В Хенриетте поутру меня встречал Джонни с мальчишками. Они поджидали меня с вечера в небольшой гостинице. Солнце уже встало. Мальчики впервые в жизни уехали из дому. Наверное, они замотали беднягу Джонни вусмерть, таким усталым он выглядел. Рада была его увидеть. Мальчики стеснялись и молчали. Джонни подошел и положил мне ладонь на лоб. Рука приятно холодила.