— Где Эми? — спросил я.
— Отдохни, — ответила она. — Он в Оклахоме, уехал на буровую.
— Боже правый, — сказал я. — Ну и странный парень. Как это — взять да уехать и оставить такую, как ты? Не понимаю.
Она усмехнулась.
— Ты не Эдди. Он не семейный человек. Он бы спятил, если бы не мог болтаться по белу свету.
Меня подмывало спросить, какого черта она за него вышла, но я прикусил язык.
Молли все поглядывала на меня и поглаживала мою руку, улыбаясь.
— Ох, как я рада тебя видеть, — сказала она и меня поцеловала. Я приник к ней надолго, но потом сообразил, что мне следует ей, для нее, что-то сказать. Но она прочла мои мысли.
— Не деревеней, — сказала она. — От деревяшки никакой радости. Ведь сейчас только мы вдвоем, только ты и я.
— Знаю, — сказал я. — Слаще тебя я никогда никого не обнимал, и мне нравится это повторять. Но послушай, давай поговорим. Я женат, ты замужем, и я теперь не тот робкий малец, как когда-то.
— Ладно, — сказала она, улыбнувшись. — А робость тут при чем?
Она оторвала ниточку с воротника моей рубашки и погладила меня по шее.
— При том, — сказал я. — Она от поцелуев и объятий. Мне нужно или все, или ничего.
— Как мило, — сказала она. — Я всегда мечтала, что в один прекрасный день ты придешь готовый весь, целиком отдаться моей любви. Я надеялась, что рано или поздно так и будет.
Это заявление меня выбило из колеи.
— О Боже, радость моя, — сказал я. — Последние десять лет я только то и делаю, что целиком отдаюсь твоей любви. А может быть, еще дольше. И ты это прекрасно знаешь.
Она долго и немного грустно глядела мне в глаза, а один краешек ее губ был чуть-чуть приподнят.
— Да, тебе так кажется, — сказала она. — Но это не так. Это не так даже сейчас.
— Тогда что значит «весь целиком»? — спросил я.
Я глядел в ее лицо, такое близкое, и мне казалось, что любить сильнее, чем я ее люблю, невозможно. Но ее прохладный взгляд выводил меня из себя. Я был готов ее возненавидеть. Это было ужасно, этого мне совсем не хотелось.
— Ничего, кроме того, чтоб ты меня любил, — сказала она. — И ничего больше. Чтобы были только ты и я. А у тебя в голове то Джонни, то Эми, то ранчо, то твой отец, или что подумают люди, или что правильно, а что нет. Всегда что-то вроде этого. Или ты думаешь о себе и решаешь, сильно ли я тебе нравлюсь. Или просто хочешь со мной лечь. Или тебе нравится думать о том, что я твоя девушка. Это не значит любить. Я это знаю точно.
— Только не тебе об этом говорить, — заявил я, имея в виду ее замужество с Эдди.
— Почему же? Я тебе всегда про это твердила, — сказала она. — К примеру, сейчас ты думаешь не обо мне, а об Эми.
Она улыбнулась и дотронулась до моей щеки, но я уже был вне себя, мне казалось, что лопнули все мои кровяные сосуды, я повалил ее на погреб, прижал и стал целовать. Позже я заметил, что у нее на ноге содрана кожа. Удивительно, как вся она не покрылась синяками. Она отвечала поцелуями на мои поцелуи, это длилось очень долго, и я понимал, что ничего, ничего не получается, — она от меня далеко. Я отпустил ее и посмотрел: она была холодна, а я внутри сжат, как пружина. Я не понимал ничего.
— Молли, что я должен сделать? — спросил я. — Ты чуть не свела меня с ума, понимаешь?
— Мне хотелось бы свести тебя с ума окончательно, — сказала она, прижимая мою руку к груди. Я ощущал, как она дышит.
— Я не знал, что ты такая, — сказал я. — Почему ты хочешь сделать мне больно?
— Ох, Гид, — сказала она со слезами на глазах. — Я не хочу делать тебе больно. Я хочу одного: чтобы ты хоть на секунду вылез из себя, тогда ты сможешь удержать меня. Я больше ничего не хочу.
Она заплакала, а я устыдился своей злости, продолжая злиться по-прежнему. Ну как она могла выйти за Эдди, а потом чего-то еще ожидать от меня? Но мне не хотелось, чтобы она продолжала расстраиваться.
— Я не знаю, как мне сделать то, что ты хочешь, — сказал я. — Я бы сделал, если бы понимал, как.
Она села, вытерла глаза и улыбнулась, а щеки ее все еще были мокры от слез.
— Я знаю, что ты не понимаешь, — сказала она. — Но, может быть, я смогу тебе показать.
Тогда она повела меня в дом, и там, после солнца, было гораздо лучше — прохладно и сумрачно. Я заставил, чтобы она позволила помазать йодом ободранное место у нее на ноге, и йод чертовски ее обжег. Я казался себе полным ничтожеством, раз поднял на нее руку. Но она не сказала ни слова. Я чувствовал себя больным, беспокойным, напряженным, как будто состоял из одних нервов, и тогда она все это вылюбила из меня, как какую-то лихорадку. После того как мы кончили, я еще долго не мог заснуть, не мог спокойно лежать в постели, потому что все еще чувствовал себя виноватым, а она была со мной, я помню ее лицо, — и наконец я заснул и прекрасно спал. Проснулся я, когда солнце светило вовсю, а комната была накалена. Молли, ничем не прикрытая, по-прежнему была рядом и держала мою руку на своей груди.
Читать дальше