Николай Чергинец - А он не вернулся из боя

А голос из мегафона орал: «Вперед, сметем эту кодлу коммунистическую в реку! Разрушим этот сарай!»

И вдруг из Старого города, расположенного вдоль реки, появились две колонны. Они явно стремились окружить оравшую толпу. Оказалось, что это «афганцы». Крепкие, в камуфляжной форме, с наградами на груди, они быстро охватывали толпу. Среди воинов-интернационалистов немало инвалидов — без ноги, без руки, некоторые даже в инвалидных колясках. Они шли молча, стройными рядами. Милицию как ветром сдуло, оппозиционеры стали разбегаться кто куда. Но центральную часть толпы «афганцы» успели окружить. Те, бледные испуганные, стояли и умоляюще смотрели на колонны. Некоторые даже руки подняли. Но «афганцы» никого и пальцем не тронули. Они вывели из толпы только одного — того, кто был с мегафоном и призывал к погрому. Его подтолкнули поближе к матерям, и он, споткнувшись, упал на колени и истошно начал визжать:

— Я свой, ребята, я тоже «афганец»! Я такой же, как и вы! Выполняю специальное задание! — Он оглянулся и, поняв, что можно и не стоять на коленях, быстро встал и, судорожно сжимая одной рукой рукоятку мегафона, другой начал стряхивать с колен землю.

В течение минуты он оказался в окружении один. Рыская глазами по лицам молча стоявших «афганцев», он начал быстро говорить:

— Мужики, я же тоже афганец, а здесь с этим огребьем я не по собственной инициативе. Вот, посмотрите, кто я, — и он достал из нагрудного кармана удостоверение сотрудника КГБ. — Я здесь на задании, сами понимаете, приказ есть приказ!

Вдруг к нему двинулся один из офицеров:

— Новиков, это ты? Ах какая же ты сука! Ты ж в Афгане только и делал, что доносил на своих товарищей, обвиняя их во всех грехах! Ты же, как самый последний трус, отказывался участвовать в любых мероприятиях, связанных хоть чуть-чуть с опасностью! У тебя ж стереотипная фраза: «Не пойду, я боюсь, у меня семья!» Ты бы хоть тем, кого ты тут призываешь снести памятник, объяснил, что у тебя, мразь, нет ни одной награды Родины! Ведь Родина за анонимки и грязные доносы на настоящих людей награды не дает! А твои кляузы, которые ты не стеснялся подписывать, в Москве вызывали только рвоту! Ты ж писал и председателю КГБ, и Горбачеву! Может, расскажешь нам тут, что они тебе ответили? Сволочь ты, Новиков, на всю жизнь тебе наше презрение!

У офицера отсутствовала левая рука, на груди — два ордена Красной Звезды, другие награды. Он сделал шаг к Новикову и правой рукой нанес ему такой мощный удар в челюсть, что тот от неожиданности грохнулся на землю. А когда начал подниматься, офицер ногой врезал ему по морде:

— Провокатор! Предатель! Пошел вон отсюда!

К офицеру подошли трое его товарищей и, успокаивая, отвели в сторону:

— Успокойся, Вячеслав! Он не стоит твоего внимания! Не марай ботинки о морду этой мрази!

На следующий день оппозиционные газеты поместили фотографию Новикова в крови и написали: «Афганские бандиты избили двенадцатилетнего ребенка!»

Сам же Новиков, как заяц в норе, спрятался от глаз людских и долгое время нигде не появлялся.

Бровиков уже более месяца бродил по лесу Зимбабве. Продукты, которые он использовал экономно, постепенно заканчивались. Он очень пожалел, что не взял с собой хотя бы маленькую кастрюльку. В рюкзаке лежал чай, а вскипятить воду было не в чем.

Ночами, чтобы согреться, а также спугнуть зверя, он разжигал костер. Своими глазами видел, что неподалеку вертелись какие-то звери, но определить их было невозможно.

Однажды он оказался на окраине леса, перед ним была бескрайняя саванна: редкие низкорослые деревья, небольшой кустарник. Он долго изучал эту местность по карте, которую, к счастью, удалось захватить. Долгое терпение дало свой результат. Наконец, он увидел вдалеке что-то похожее на дорогу. «А что если подойти к дороге и у проезжающих мимо купить что-нибудь из еды, а если повезет, то и котелок или что-нибудь из посуды?» — подумал он.

Решил идти вдоль дороги. Снял рюкзак, достал разобранное ружье, собрал его, сунул в карманы с десяток патронов, а два вложил в стволы. Вспомнил, что у него есть патроны и для мелкокалиберного ствола, который имелся в ружье. Долго ковырялся в рюкзаке и нашел пять патронов, зарядил ими небольшой магазин. Присел на валун, немного отдохнул и двинулся в путь.

Через полтора часа он оказался у проселочной дороги. Подошел к небольшому низкорослому дереву, листья которого давали слабую тень, с трудом устроился на рюкзак и стал ждать.