Юрий Поляков - Пересменок. Повесть о советском детстве

...Под букварем лежала тонкая (за две копейки) тетрадка для письма ученицы 1-го класса «Б» 348-й школы Анны Полуяковой. Теплея сердцем, я перелистал страницы. Сначала шли, как и положено, неумелые палочки, крючочки, петельки, кружочки... За ними следовали детские каракули, отдаленно напоминающие русские буквы: перекошенное «А» с кривой перекладиной, уродливое «Б», похожее на объевшегося бегемотика, чудовищное «В», смахивающее на волдыри, а «Г» можно было принять за охромевшее «П»... С чем сравнить букву «Я», даже и не знаю... Головастик с двумя хвостиками, пожалуй...

Потом на страницах замелькали слова: «Мама», «Папа», «Миша», «Аня», «Клава», «Юра»... Неровные, корявые, не совпадающие по наклону с частыми линейками буквы то и дело заезжали за поля или утопали в кляксах. Как результат внизу каждой страницы стояли: красная тройка с минусом и моя старательная подпись с завитушкой как у Ольги Владимировны. Двоек бабушке я не ставил из уважения к возрасту.

...В 4-м классе на уроке истории СССР Ольга Владимировна рассказывала, что при царе Россия была самой темной, необразованной страной, мало кто из народа умел читать и писать. Зато после революции сразу началась массовая ликвидация безграмотности — ликбез. Народным учителям по призыву партии всячески помогали комсомольцы и пионеры, в результате Советский Союз стал самой передовой страной всеобщей грамотности. Теперь даже в любой отдаленной избе при свете «лампочки Ильича» колхозники с интересом читают газеты, журналы и книги, переворачивая страницы не холеными барскими ноготками, а суровыми пальцами, покрытыми трудовыми мозолями, как выразился писатель Паустовский. Понятно?

Я поднял руку.

— Юра, ты хочешь спросить? — удивилась Ольга Владимировна. — По-моему, все и так ясно.

— Нет, не все.

— Ну, спрашивай!

— Если у нас всеобщая грамотность, почему тогда мои бабушки не умеют читать и писать?

— Обе?

— Обе.

— Странно. Где они живут?

— В Москве.

— Вот как?!

Класс обидно захихикал и стал перешептываться. Вовка Соловьев покрутил пальцем у виска, явно намекая на слабоумие всего нашего семейства, а Шура Казакова глянула на меня с томным разочарованием.

— И ничего смешного тут нет! — одернула хохотунов Ольга Владимировна. — Да, в данном конкретном случае мы имеем дело с пережитками прошлого, а они еще цепко держатся за нашу действительность. Думаю, Юра, не только твои бабушки остались неграмотными...

— Но вы же сказали «всеобщая грамотность»!

— Всеобщая, Юра, не значит поголовная, — чуть покраснев, не сразу ответила учительница. — Ребята, у кого еще бабушки с дедушками неграмотные?

Стало тихо, потом послышались перешептывания, одноклассники смущенно переглядывались, не решаясь признаться в семейной отсталости. Наконец поднялись три осторожные руки.

— Вот видите, ребята! И ничего тут стыдного нет. Объясняется все просто: при царе бедному человеку получить образование было трудно и некогда, он работал с утра до вечера. А потом все силы на борьбу уходили. Революция. Гражданская война. Восстановление. Опять война. Опять восстановление...

— А потом? — спросил кто-то.

— Потом муж, семья, дети, хозяйство... Не до учебы, — тяжело вздохнула Ольга Владимировна. — Думаете, легко в сорок лет за парту садиться? Я вот тоже хотела после техникума еще педвуз окончить, но так и не собралась... Ладно! Поднимите еще раз руки, у кого есть в семье неграмотные!

Рук оказалось даже больше, чем прежде. Ольга Владимировна внимательно пересчитала и записала на бумажке, а потом торжественно к нам обратилась:

— Но вы, ребята, как пионеры, должны помочь своим неграмотным бабушкам и дедушкам! Научите их хотя бы читать по складам и писать. Стыдно ведь! Наши герои Землю облетели, а кто-то из советских людей даже элементарной грамоты до сих пор не знает, вместо подписи ставит крестик! Считайте, это вам задание на летние каникулы!

Вернувшись домой, я отыскал в письменном столе свой букварь и чистые тетрадки с частыми линейками, оставшиеся с 1-го класса. Начать «ликбез» я решил с бабушки Мани, которая ни в чем мне никогда не отказывала, даже разрешала в раннем детстве играть ее янтарным ожерельем. Когда мы в очередной раз приехали в гости на Овчинниковскую набережную, я увязался за бабушкой на кухню, дождался, пока она посадит в жаркую духовку «чудо» с кексом, и заявил:

— Ты должна научиться читать и писать!

— Зачем, внучок?

— Как зачем? — опешил я. — Космонавт Леонов в космос вышел, а ты вместо подписи крестик ставишь!