Мо Янь - Сорок одна хлопушка

— Ой, неудобно-то как, — встревожилась мать. — Мы не заслужили, и отплатить-то нечем, как можно есть присланное старостой…

— Это распоряжение старосты. — Хуан Бао поставил сумку у ног матери. — Я пошёл, желаю весёлого Нового года!

Мать расставила руки, словно пытаясь его задержать, но Хуан Бао уже был у ворот.

— Ну, правда, неудобно… — проговорила мать.

Обернувшись, Хуан Бяо помахал нам рукой, а потом уехал так же внезапно, как и появился. На улице взревел мотоцикл. Мы поспешили к воротам и увидели, как мотоцикл выплюнул облачко синеватого дыма, подпрыгивая, покатил на запад и через мгновение свернул в проулок семьи Лань.

Простояв у ворот всей семьёй в оцепенении целых пять минут, мы увидели подъезжавшего на велосипеде со стороны железнодорожной станции продавца жареного мяса Сучжоу. Судя по его самодовольному виду, можно было предположить, что торговля у него шла успешно.

— Старина Ян, не желаешь на Новый год жареного мяса прикупить? — громко крикнул он.

Мать в его сторону и бровью не повела.

Он крикнул ещё громче:

— На место для могилы копишь?

— Шёл бы ты, мать твою, в своей семье места на кладбище покупайте! — выругалась мать, затащила нас во двор и заперла ворота.

В доме мать раскрыла мокрую сумку с красно-белыми морепродуктами вперемежку с кусками льда. Мать так и держала её раскрытой, пока отвечала на наши с сестрёнкой вопросы. О морепродуктах мать знала много, я же таких редкостей никогда в доме не видывал, а мать знала их все. Отец, похоже, тоже знал, но в качестве консультанта не выступал. Он сидел на корточках у печки посреди дома, взял щипцами раскалённый уголёк, прикурил сигарету и стал, попыхивая, затягиваться.

— Сколько всего… Этот Лао Лань… — бормотала обеспокоенная мать, вороша рыбу и креветки. — Съесть, что люди принесли, это запросто, а принести что-то людям — руки коротки…

— Раз прислал, надо есть, — решительно заявил отец, — а я буду делать, что он скажет, вот и всё.

Вечером наш большой дом с черепичной крышей засиял в свете электрических ламп, время керосиновых ламп и тусклого света осталось позади. Так, в лучах слепящего света под разглагольствования матери о благодеяниях Лао Ланя, которые всякий раз непременно вызывали конфузливое выражение на лице отца, мы и встретили Новый год. На моей памяти у нас никогда не было такого обильного празднества: на новогоднем столе были тушенные в соевом соусе тигровые креветки — большие, как скалки для теста. Впервые появились приготовленные на пару крабы — огромные, как лошадиные подковы. Первый раз на столе красовался жареный морской лещ — размером больше отцовской ладони. Некоторые дары моря я вообще никогда не пробовал, например, медуз или каракатиц. Благодаря этому я впервые осознал, что, оказывается, в этом мире есть много чего такого же вкусного, как и мясо.

Расположившись вокруг грузовичка, четверо мастеровых принялись выпивать и закусывать. Столом им служила расстеленная в грузовичке газета. Я не видел, что за мясо у них на газете, но слышал его запах. Ясно, на столе у них два вида мясных закусок, один — жаренные на древесном угле шашлыки с щедрым добавлением тмина; другой — монгольская жарёха, обильно приправленная сыром. Оживлённый ночной рынок на другой стороне шоссе ещё не закрылся, уходили одни покупатели, им вослед приходили другие. «Выступающий подбородок» вдруг схватился за щёку и вскрикнул. На вопрос, в чём дело, сказал, что зуб заболел. Сутулый старик холодно усмехнулся.

— Говорил тебе, не надо ерунду болтать, а ты не верил, — сказал коротышка. — Теперь веришь? Это тебе от мясного бога для острастки, потом ещё хуже будет.

— Ой, мама дорогая, как больно, умираю! — захныкал, зажав рот, «выступающий подбородок». Не знающий жалости старик затянулся, алеющий кончик сигареты осветил короткую щетину вокруг рта.

— Мастер, помоги! — взмолился страдалец.

— Тебе вот что помнить надобно, — раздражённо бросил сутулый. — Любая деревяшка с вырезанным на ней образом — уже не деревяшка.

— Мастер, но болит ужасно, — ныл страдалец.

— Ну и что ты здесь канючишь? — сказал сутулый. — Давай быстро в храм, вставай на колени перед образом святого и по губам себя, по губам, через какое-то время перестанет болеть, а потом и совсем успокоится.

Зажав рукой щёку и спотыкаясь, «выступающий подбородок» рванулся в храм, рухнул на колени перед образом мясного божка и захныкал: