— Задержите его, задержите!
И кто осмелится задержать его? Никто не осмелится, ведь так подденет рогом, что если не взлетишь в воздух, то свалишься кучей гнилого мяса. Я немного растерялся, но не запаниковал и громко крикнул:
— Посторонись!
Подобно артиллерийскому снаряду, бык врезался прямо в ворота, раздался громовой удар, бычья шея свесилась набок, тело подлетело вверх, а потом повалилось на землю.
— Отлично! — закричал я. — Вяжите его быстрее.
Рабочие с вожжами и недоуздками осторожно подступились к быку, согнувшись и раскорячив ноги, чтобы, если что, отскочить и убежать. На самом деле их переживания были напрасны: чёрный бык так ударился о ворота, что потерял ориентацию. Он покорно позволил надеть на себя недоуздок, покладисто встал и смирно проследовал за человеком к воротам цеха. Глаза налились кровью, в них теплились лучики смущения, как у набедокурившего малыша, которого поймал учитель. Этот небольшой эпизод немало оживил атмосферу. Всё хорошо, ничего плохого нет. В мгновение ока люди и животные столпились в больших воротах впрыскивательного цеха. Может быть, животных привлекла свежая вода? Опережая друг друга, скот напирал в ворота. Шестерых стоявших у входа и безучастно наблюдавших за происходящим водоносов скотина оттеснила к стене, беспорядочно звенели сталкивавшиеся вёдра. Я громко крикнул:
— Ну куда вы ломитесь? За траурными шапками, что ли? Один за другим давайте, потихоньку!
Я продолжал взывать к рабочим, чтобы они доброжелательно обходились с этим ищущим своей погибели скотом. Их надо и забавлять, и дурачить, чтобы они чувствовали себя легко и приятно. Ведь то, как обращаются со скотиной, напрямую влияет на качество мяса. Если её забивают в состоянии страха, мясо на выходе кислит, а мясо животного, забитого в состоянии радости, имеет прекрасный аромат. С особым политесом нужно относиться к быкам. Потому что среди них настоящих мясных очень немного, большая часть из них — пахотный скот, огромное подспорье для человечества. Мы хоть и не доходим до того, чтобы подобно Хуан Бяо относиться к старой корове, как к переродившейся собственной матери, но должны выказывать по отношению к ним достаточно уважения. Как гласит расхожее сегодня речение, мы должны сделать так, чтобы они умирали с достоинством.
Рабочие со скотиной в поводу образовали за воротами цеха две колонны. Сорок голов скота — зрелище очень внушительное. Я не из тех неблагородных людей, которые неистовствуют, достигнув своих целей, но при виде этой очереди, движение которой подчинялось моим указаниям, в душе появляется чувство самодовольства. Стоящим рядом рабочим оказался Яо Седьмой, и это исполнило меня ещё большего самодовольства. Я вспомнил, как совсем недавно он подарил отцу бутылку «маотай» и как мать вручила эту бутылку в подарок Лао Ланю. И хотя мать ничего напрямую не сказала, думаю, Лао Ланю, как человеку проницательному, всё было уже ясно, как божий день. Я не считаю, что родители предали Яо Седьмого, потому что никогда хорошего впечатления он на меня не производил. Однажды он грязными словами сплетничал о тёте Дикой Мулихе, даже сказал, что хочет с ней переспать, но это уж в точности всё равно, что, как говорится, «захотела жаба лебяжьего мясца отведать». С таким хулиганьём я ничуть не церемонюсь. Кто посмеет сказать плохо о тёте Дикой Мулихе, становится моим смертельным врагом. То, что Яо Седьмой по доброй воле стал простым рабочим на мясокомбинате, — это «мудрость героя, умеющего правильно разобраться в обстановке»? Или он не страшится трудностей, планируя месть? Меня это очень тревожило. А вот Лао Лань, похоже, вообще не принимал это близко к сердцу. Он держался рядом со мной, кивнул стоящему напротив Яо Седьмому и усмехнулся. Яо Седьмой в ответ тоже кивнул и усмехнулся. В процессе этих кивков и усмешек мне открылось, какие сокровенные отношения существуют между ними. У Лао Ланя есть люди, близкие по духу, такими людьми нельзя пренебрегать; Яо Седьмой может ставить себя низко, таких людей тоже нельзя недооценивать.
Левой рукой Яо Седьмой тащит большого лусийского жёлтого быка, за его правой рукой следует ещё один такой бык. Эти два быка в нашем коровнике самые красивые. Я присутствовал при их покупке. Отец ходил вокруг них кругами, глаза блестели, в моём представлении почти так же кружил вокруг превосходного скакуна нашедший его Бо Лэ. [69] Бо Лэ — легендарный ценитель лошадей древнего Китая. Его имя стало нарицательным для знатока, умеющего распознать талант.
В тот день отец без конца вздыхал, приговаривая:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу