Игорь Свинаренко - Тайна исповеди

Йозеф, напарник, на первых порах шпынял Райнера — тот и правда поначалу не соображал, помощник из него был неважнецкий, — орал: «Пшя крев, ну для чего ты вообще родился?» Этот вопрос занимал и самого обруганного, солдата разбитой армии, который отбывал срок на настоящей, без преувеличения, каторге.

Горный мастер, бельгиец, кричал на Райнера по-своему, тот до сих пор помнит те французские проклятия: «Non dit dieu! Milliarde dieux! Merde!» Хотя, скорей всего, первый возглас был «Dieux de Dieux!», то есть, грубо говоря, «Черт возьми!». А дальше по тексту всё правильно. Мастер звал длинного Райнера Grand, а сам бельгиец был коротышка.

В новогоднюю ночь 1946/47 этот мастер в обеденный перерыв, то есть в полночь, пришел не с руганью, но с поздравлением: «Bonne annee, Josef! Bonne annee, Grand!» Впрочем, бельгийцы не очень тогда уважали не то что Новый год, а и вовсе даже Рождество. Им, по крайней мере подземным работникам, был ближе праздник Sainte Barbe, она же Santa Barbara — покровительница и артиллеристов, и шахтеров. Райнеру его шеф советовал остаться в Бельгии, пугал: кто возвращается в совецкую оккупационную зону, тех сразу отправляют на Колыму.

Слушая эти рассказы Райнера, я то и дело вспоминал мемуары своего деда, я сам его заставил их писать, для истории:

«В 1943-м в Донбассе начали восстанавливать шахты. Там задействовали пленных немцев. Они почему-то очень переживали за дело, работали старательно и дисциплину понимали. Если кто ленился (вспоминал дед с мистическим почти ужасом, удивляясь иностранному менталитету, протестантской этике. — ИС), тому старший из немцев сразу давал в морду. Наша переводчица, Лиза, пыталась ему объяснить, что у нас не положено так с рабочими обходиться. Но немец ее не слушал.

А был случай, забурилась вагонетка, и туда послали двоих — нашего и немца, сгрузить породу, чтоб вагонетку обратно поставить. Немец просит нашего: „Помоги, подать надо вбок“. Тот отвечает: „Зараза, сам ставь!“ Тогда немец подходит, да нашему ка-а-к врежет раз. Тот пошел пожаловался начальнику шахты, который, выслушав жалобу, разозлился:

— Что такое? В чем дело?

Вызвали немца. Тот объясняет:

— Он не хочет работать, вот я его и ударил.

И подходит, разворачивается, замахивается, — хотел наглядно показать, как бил.

— Не надо, не надо!

Начальник говорит нашему:

— Тебя, скотину, надо не раз было стукнуть, а десять раз! Животное! Почему не помог? Породу надо убрать скорей, шахту быстрей восстановить!

— Вот такой молодец оказался немец,» — вспоминал дед еще много лет после войны.

Какие бывают странные сближенья, да…

Случилось Райнеру поработать и коногоном. Раньше, как известно, в шахтах использовали лошадей, они там таскали вагонетки. Бедные животные, раз спустившись под землю, больше уж никогда не поднимались на поверхность — и без света на глубине слепли.

Интересно, что многие русские шахтные термины совпадают с немецкими, это ж немцы учили нас когда-то горному делу — штрек, маркшейдер и многое другое. А вот слово «вагонетка» мы у немцев не позаимствовали. Она у них называется иначе — der Hunt (не путать с Hund). В старые времена, когда мы перенимали у них опыт, вагонеток не было — уголь и породу таскали корзинами, прицепленными к поясу рабочего. Отсюда и расхождение в терминах.

Райнер отдавал лошади команды по-валлонски, иными словами, по-французски. Wieh ang pieh! (это в немецкой транскрипции, Райнер показал мне запись в своей тетрадке; как вы понимаете, письменного французского в шахте не было, только устный). Видимо, там говорилось что-то вроде: Viens un peu! «Трогай!» И еще была команда: Hooh! «Стой, проклятая!»

Ну да, на каком языке идет производственный процесс, на таком выучиваешь и рабочие термины. Когда я в студенчестве в ГДР подрабатывал на заводе Ventil, в Лейпциге, то использовал инструмент под названием Luftschraube — он висел над лентой конвейера на пружинах, я им закручивал четыре гайки сразу. Прибор этот работал на сжатом воздухе. Как эта хреновина называется по-русски, я и знать не знал — в России я с таким не работал. Щас гляну в словаре перевод… «Воздушный винт». Понятно, нет?

Когда шахтеры поднимались на гора, то, конечно, шли в баню, то есть в душевую — люди ж были обсыпаны черной пылью. Каждому выдавали по куску казенного мыла, даром что оно было страшным дефицитом, но другого выхода не было. И вот немцы экономили это скудное мыло, копили обмылки, лепили их после в куски побольше — и продавали коллегам-бельгийцам. Немецкая бережливость и практичность!