Игорь Свинаренко - Тайна исповеди

Воды выдали для начала на палатку 10 литров, столько влезало в жестяной контейнер из-под тех самых галет. Освободившуюся тару использовали как парашу.

Поскольку на работы зеков первое время не гоняли, они после поверки подтягивались поближе к воротам, толпились там и ждали подвоза продовольствия, о котором — главные мысли. Немцы заинтересованно считали, сколько выгрузили мешков с белым хлебом, сколько — муки, сколько — мороженых баранов (!) из Австралии (они все шли на прокорм вохры), и гадали — осьмушку хлеба дадут или четвертинку? Какой суп сегодня — кипяток с парой кусочков брюквы? Или что погуще? Может, муки туда подсыплют? К супу давали белый хлеб, похожий на вату, чуть маргарина, кусок колбасы, сделанной в основном из сои, джем и черный чай. Белый хлеб! С джемом! Да, это вам не ГУЛАГ… Никак от это мысли не избавиться.

Паек немцам казался скудным, и к тому же в нем, как отметил Райнер, почти не было балластных веществ. (Эх не в тех зонах он отбывал, вот, нашел, на что пожаловаться.) А без балласта, без клетчатки — пожалте, запор. Самый длинный у Райнера продолжался две недели. Кончилось тем, что он, пардон — но такие детали как раз и дают картинку, — лично выковырял пальцами из одного места окаменевшие куски дерьма. Почти как у Маяковского — «в нашем сегодняшнем окаменевшем»…

Кстати, чем они там ели? Приборов в лагере не выдавали, только миски. И зеки делали себе ножички из обрезков жести, оставшихся от строительства нужника. Затачивали их об стенку этого же сортира — других камней на территории лагеря не было. Ложки же делали из крышек консервных банок и обрезков проволоки. Этот прибор, нож с вилкой, Райнер до сих пор хранит у себя дома… На память, на добрую память.

Иногда зекам выдавали бекон (!) или ветчину (!), банку на несколько человек — там внутри были ломтики, и каждый завернут в целлофан. Давали чайный порошок, смешанный с сахаром и сухим молоком. Кружек ни у кого не было, так что порошок съедали всухую.

Но в целом жратвы не хватало. Зеки радовались дикому щавелю, который там, к щастью, рос. А один чудак был замечен в том, что варил бульон из порошка для ног.

С куревом вообще был швах. Табачное довольствие не было предусмотрено никакое.

Курящие меняли свои обручальные кольца, которые чудом уцелели при обысках, у охраны на курево. По курсу 1 золотое кольцо = 25 граммов табака. А как драгметалл кончился, умельцы стали делать кольца из латунных монеток, с виду — чистое золото! Этот фальшак шлифовали землей, больше нечем было. Когда у вохровцев от этих колец зазеленели пальцы, жуликов сдали военной полиции — и они сгинули навсегда.

Зекам, надо же, разрешали слать письма домой. Писали они, писали. Но первые ответы получили только летом 47-го, на третий год отсидки — перед самым освобождением.

Райнер вспоминал всякие «смешные» случаи из жизни зеков. Один немец украл на складе фунт сахара. В наказание его. не расстреляли, не избили, а — заставили этот сахар жрать. Он ел, давился, пока его не стошнило. Потом несчастного закинули в вырытую под сортир яму глубиной 6 метров, и там он отсидел двое суток.

Еще было такое наказание: выстригали на голове крест, от уха до уха — и от лба до шеи. А после еще ставили на целый день у как бы позорного столба и следили, чтоб наказанный стоял прямо и не дай бог не присел.

Время коротали за картами (скат, национальная такая игра, колода не как у всех, а особая, немецкая), и, конечно, то и дело разгорались ссоры, прям до драки — ну а что вы хотите. Кроме того, загадывали друг другу загадки. Болтали — про еду, выпивку и, само собой, про баб. Один зек, в миру руководитель хора, сколотил и там, на зоне, творческий коллектив. Братва запела — не «Малиновый звон», а «Санта-Лючию» и арии из опер. Иногда перепадали книжки на немецком, и Райнер читал их товарищам вслух. Он запомнил одну про Чингиз Хана, автор — Теофил Готье, и еще что-то про зверей. Кто с образованием, те читали лекции по своим специальностям. Давали уроки — французского и английского, по памяти — что запомнилось со школы. (Что-то такое вроде Солженицын описывал?) Один экономист растолковывал им, как образуется капитал: буржуй потребляет не всю прибыль, но часть ее инвестирует. Райнер рассказывал, что потом вычитал у Маркса, где про накопление первоначального капитала, — оно, грубо говоря, вот так и шло. Он тогда наслушался этих лекций и страшно захотел учиться!

В какой-то момент пленных начали выпускать — сперва в британскую зону, а после в американскую. Причем не подряд, не по алфавиту, а по запросам с мест: то строителей, то слесарей, то фермеров.