Джесс Лури - Когда деревья молчат

Она всё это время знала про этот кошмар.

Ей было жаль, что мне пришлось узнать это сейчас.

Я почувствовала, что где-то внутри меня разверзлась пропасть и я упала в нее. Джин не сможет всё исправить.

Никто не исправит.

Мама встала.

– Я сделаю сэндвичи.

Мы неловко сидели, пока она шуршала на кухне.

– Так тебе понравилась «Хочешь – верь, хочешь – нет» Нелли Блай, которую я прислала? – спросила Джин.

Мне хотелось вырвать заголовок прямо у неё изо рта.

– Да.

– Что такое? Ты уже год пишешь мне по два письма в неделю и вдруг застеснялась?

Я попыталась улыбнуться, но почувствовала себя клоуном. Вот оно, так ясно, что с таким же успехом можно было написать это на экране телевизора. Как я могла этого не заметить? Джин потеряла частичку себя, ту самую частичку, которую Сефи потеряла в декабре. Я повернулась к папе, который сидел на краешке стула, ухмыляясь Джин, как обезьяна. Именно ею он и был. Большой, раскачивающейся обезьяной, которая брала и разбивала , а потом заставляла нас всё это убрать.

В моём горле нарастал вопль, он должен был осудить их всех.

В этот момент мама вернулась с сэндвичем с ветчиной и кусочком шоколадного торта на подносе. Она не поднимала головы и протянула еду Джин.

– Вот, держи.

– Спасибо. – Джин осушила стакан и протянула его папе. – Ещё, пожалуйста.

Папа встал, чтобы взять его, с жадностью во взгляде.

– Сейчас вернусь. А потом давайте выпьем в моей студии. У меня есть кое-что новенькое, я хочу тебе это показать.

Джин вгрызалась в свой сэндвич, но моргала так, словно ей что-то попало в глаз. Это напомнило мне трюк, которому она научила меня, чтобы убирать грязь: схвати верхние ресницы, чтобы оттянуть верхнее веко над нижним. Закрой вот так глаза и моргай, чтобы нижние ресницы прошлись по внутренней стороне века. Это вытащит то, что там застряло. Каждый раз срабатывало.

– Тётя Джин, я не хочу, чтобы ты ходила в папину студию, – сказала я.

Она щёлкнула меня по подбородку. Я почувствовала запах лука от её сэндвича.

– Как скажешь, зайка. Я могу спуститься туда после того, как вы обе уснёте.

Мама поморщилась.

Я всё поставила на то, что Джин меня спасёт. Я уже так не считала, но надо проверить.

– Джин, я хочу пожить с тобой этим летом.

При этих словах она захохотала, из её рта вылетел кусочек салата и упал на колени её длинной юбки.

– Я не знаю, где буду сегодня , не говоря уже обо всём лете.

– Можешь поспать сегодня здесь, – процедила мама сквозь зубы.

– Или остаться здесь, но не спать, – робко добавила Джин.

Мама кивнула. Её движение было неловким.

– Или не спать.

– Сефи, расскажи мне о своём лете, – сказала тётя, поворачиваясь к моей сестре. Джин уже наполовину покончила с бутербродом. Она была такой красивой, её каштановые волосы ниспадали на спину, яркие серьги с перьями павлина подчеркивали голубые глаза. Она была бабочкой, быстрой бабочкой-однодневкой, и она была очередным человеком, который играл в эту игру по папиным правилам.

Я смотрела, как она разговаривает с Сефи, но не слышала, о чём они говорят. Всё это время я считала тётю Джин героиней. Что ж, кое-что вы должны знать: герои готовы отложить свои жизни, чтобы помочь вам. Джин такой не была. Она была проходным человеком.

– Мам, прости меня, – внезапно сказала я, да так громко, что все замолчали.

Мама сидела на краю оттоманки, зажав руки между коленями, наклонившись к нам троим, но такая далёкая.

– Что?

Я вскочила и подбежала к ней, обнимая так крепко, как только могла.

– Мне так ужасно жаль.

Она похлопала меня по руке. Ее смех был удивленным.

– За что?

– Да, Кэсси-шмесси, за что? – спросила тётя Джин и хихикнула. – А где же моя любовь?

– Тебя я тоже люблю, тётя Джин. – И я любила. Но не так, как я любила маму.

– А что еще важнее, где моя любовь? – спросил папа, входя в комнату с полным стаканом в каждой руке. Один он предложил тёте Джин. Она взяла его, придвинувшись поближе к Сефи. Потом похлопала по тому месту, которое я освободила, и папа плюхнулся на него, держа руку позади Джин. Мама дёрнулась в моих объятиях.

– Как много здесь сегодня прекрасных дам! – сказал папа. Он любил поболтать, когда выпьет, но сейчас за этим что-то таилось. – С кем же мне спать?

– Донни! – воскликнула Джин с напускным шоком. Она шлепнула его по ноге. – Ты будешь спать со своей женой.

– Знаешь, – сказал папа слишком громко, – в некоторых культурах все женщины в семье становятся любовницами одного мужчины.