Лара Галль - Буквенный угар

«…Игорь.

Ничего не говорите, просто послушайте, хорошо?

Эти похороны завтра если и имеют отношение к Вам, то только косвенное.

Пусть Вас окутает защитной вуалью при этой натянуто-скорбной церемонии. Просто кто-то дошел до конца пути, который сам себе прочертил.

Смерти нет в том смысле, что она — персона. И может косить, а может мимо пройти до поры. Это не игра „Кто следующий?“. Это просто конечная остановка для того, кого хоронят.

Не Ваша. Не того, кто там еще в официозной толпе.

Каждый, кто там плачет, плачет по себе. Кто скорбит — скорбит по себе. Кто боится — боится за себя.

Вы — мое солнце, моя радость нежная — не сольетесь с ними.

Если Вам станет тоскливо, Вы можете сбежать в мой портал: видите, он мерцает слева от Вас? Он не видим никому, кроме Вас.

Знаете, в Евангелие есть одно такое головоломное для теологов место: „Приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы, когда оскудеете, они приняли вас в обители вечные“.

Смысл слов Христа совершенно неясен, особенно в контексте притчи о неверном управителе.

Для меня смысл часто варьируется.

Сейчас я понимаю так, что у меня есть обитель в моей душе.

Для Вас. Для тебя.

Каким бы ты ни был, на момент острой нужды в укрытии — оскудевшим, злым, беспомощным, больным — прошу тебя: укрывайся в моей обители.

Это — маленький масляный светильник на столике у кровати. Эльфийские целительные лепешки и красное густое прохладное вино.

Только для Вас.

Лика».

Я помню, что он ответил: «Я ничего говорить не буду. Кроме одного. Как хорошо, что ты есть на свете и что твоя душа держит мое сердце в своих теплых и нежных ладонях…»

Масляный светильник…

Через несколько дней пришла бандероль, отправленная им в период размолвки.

Маленький глиняный светильник, заполненный белым воском с мирровым маслом.

Я держала его в руке и чувствовала себя Суламитой…

«Игорь, дорогой, я почувствовала, что должна сказать Вам вот это: пожалуйста, не думайте, что я практически готова перечеркнуть свою семью. Я не хочу, чтобы Вы были причастны к еще одному разлому. Не возложу на Вас это.

Просто я говорила о своем ощущении семьи, потому что мне нужно было это сказать. Нужно, чтобы Вы могли понимать меня адекватно. Но не для того, чтобы вызвать в Вас очередную „рыцарскую“ реакцию.

Если я и уйду от них когда-нибудь, то просто в силу своей неспособности более конформировать. Просто чтобы жить своей жизнью. Или если просто появится какая-то иная составляющая жизни. На свете все бывает, увы.

Как поживают неустойчивые зубки стойкого воина?

Передавайте им привет от меня. Каждому.

Лика».

А вот еще один затерявшийся в вордовских дебрях фрагмент его письма. Похоже на ответ.

…Все пишу не то… Не то. Сейчас бы просто, без слов, уткнуться Вам в плечо. Вы же все понимаете не хуже меня. Просто я ДОЛЖЕН все Вам говорить. Должен.

Как же мы похожи!!!! Вот только что написал тебе примерно то же самое — что просто НАДО было сказать. И чтобы послушали…

МЫ — чудо.

Знали бы Вы, насколько трудно поверить сейчас в настоящее. Пепел в душе, под ногами и на голове…

«…Игорь, у меня останавливается сердце на миг от этого „тебе“ в Вашем письме…

Не могу наговориться с тобой, слова испаряются, как духовная какая-то субстанция, не обращаясь в звуки и буквы.

Не буду больше писать сегодня. Нельзя так. Мне надо успокоиться.

Сейчас уйду гулять на пару часов, чтобы отодрать себя от компьютера, потому что иначе все время хочется быть с Вами и писать всякие глупые нежности, лелеять эти зубки, гладить эти белые волосы, слушать зодиакально-обреченные ворчалки, летать, лепетать…

Все. Я ушла.

Завтра Вас нет, запомнила.

А я напишу Вам.

Возможно, неприличное количество писем.

Мой мальчик. Самый хороший, умный и нежный на свете.

Может быть, вечером напишу записочку — что можно сделать, чтобы обиходить Ваш комп.

Вы когда последний раз запускали программу дефрагментации диска? (Это необходимо делать регулярно. Ну хотя бы раз в месяц).

Если давно или никогда, я расскажу как. У Вас Word нормально открывается или некоторые файлы капризничают?

Вернулась не уходя.

Вдруг пошел сильный дождь, и мы никуда не пошли. Сереже завтра уезжать, и мы хотели пойти во вкусненький супермаркет — ему в дорогу купить всего такого, скрашивающего нудную езду.