Лара Галль - Буквенный угар

А сейчас я не знаю даже, как и сказать, но мои близкие вдруг стали мне чужими. Я не с ними. И хотя по-прежнему не могу никого из них бросить, думаю, вот бы было хорошо, если бы меня бросили. Чтобы я была одна. И тогда могла бы попытаться стать Вам нужной наяву. Впрочем, Вы уже писали, что не желаете встречаться наяву, а то придется сидеть в разных комнатах и говорить друг с другом по телефону. Или переписываться с разных компьютеров.

Я не очень-то верю Вашим словам, что Вы махнули на себя рукой. Вы — эстет.

Поэтому Вы, может, и машете на себя рукой, а потом делаете как я, которой все вообще-то по фигу, но крем почему-то подходит только стодолларовый, а от остальных кожа не радуется. И одежда почему-то только за границей купленная подходит идеально, а не тутошняя с теми же лейблами.

Не говоря уже о еде. Ага, это про качество жизни. Не смейте не любить себя!!!

Мои дети, о которых Вы спросили, — хорошие. Смешные. Я всегда в наличии для них, когда надо. Просто сама уже давно не лезу — смысл? — сами все выплескивают. Просто слушать умею молча и никогда не говорю раздражающие банальности. Но им просто ревниво как-то, что у меня есть еще моя жизнь. Эта жизнь, она больше, чем реал.

Возвращаясь к теме „мачо“.

Моя радость. Вы порой таким видитесь Мужчиной — в публицистической книжке Вашей Вы невероятно мужественный мужчина. Особенно где кран пригоняете для плит. Я там заплакала, в том месте. Я теперь, благодаря переписке с Пчелкиным, знаю много новых слов типа „сцуки и пидарасты“. Не то чтобы я их не знала, но он так вопит этими словами на свои человеко-обстоятельства, и я бы так вопила на Ваши.

Это такая засада, когда ты делаешь Дело, а дивиденды идут другим, и ты терпишь едва, потому что любишь дело, и деваться некуда, и поступиться решаешь собой…

Игорь, мне так смешно было читать о том, что Вы боитесь оказаться „не в форме“…

Не говорите так. Все это фигня. Вы — это Вы. На фиг все формы.

Вы почувствуйте феномен наших отношений: мы из себя самих эту форму рождаем. Ее нет и никогда не было до нас, Гор. Мы ее творим сейчас. Наши жизни где-то брели сами по себе, потом сплелись случайно — и что-то случилось.

Я это поняла беспощадно, пока была отлучена от Вас. Нет, и не может быть никакой формы, в которой Вы можете быть или не быть. Все эти формы не имеют отношения к нашей связи. Она сама и есть форма.

У меня вообще ощущение, что Вы — первый мужчина в моей жизни. В жизни, которая именно моя, ни с кем не разделенная.

Хороший мой, Вам и так плохо, а я еще Вас мучила своим непониманием… Простите меня.

Вы уже поняли, что я крайне противоречивая особа, Гор. Но мне так редко бывает хорошо. Пожалуй, вот с Вами только.

У Льюиса есть размышление о том, что, когда нам с кем-то хорошо, мы проецируем свое ощущение на него и думаем, что и тому человеку хорошо. А ему может быть совсем плохо.

Лина».

«…Весь день мыслями не с собой.

Мы ездили на Финский залив за Сестрорецк, обкатывали новый джип сестры. Потом ели шашлыки на берегу в ресторанчике. И мне было хорошо, потому что я праздновала Вас. А потом остро захотелось домой, думала, там меня ждет записочка от Вас. Не ждет. Я Вас напугала своей откровенностью?

Дописываю письмо.

Знаете, у Гегеля понятия „абстрактное“ и „конкретное“ диаметральны нашему бытовому пониманию. Для него идея — конкретная, потому что обладает сущностью, а воплощение идеи — абстракция, потому что все тварное проходит, „как цвет на траве“. Тот конкретный человек, которого я любила три года тайно от всех, — он из породы Героев. Он восхищал, пленял своей влюбленностью в меня, был сходен мне в ощущении смерти, но не был мне идентичен. Он меня заразил своей любовью.

Так мне это видится теперь, когда боль и морок рассеялись. Но я никогда ради него не оставила бы своих и не позволила бы, чтобы он бросил семью. Иногда я видела, что он совершенно чужероден мне, но какая-то инертность нежности отвлекала от этих мыслей. И потом — он тоже очень страдал, и мне казалось нечестным вот так отстраниться, уцепившись за проблески чужеродности. Вы понимаете такое?

Я всегда была честной с собой. Даже когда лукавила. Это, наверное, трудно понять…

Впервые в жизни я хочу закрыть глаза и броситься вниз головой. Никогда не хотела.

Всегда была очень чувствительна к греховности и не перешагивала барьеров. Что со мной сейчас? Все по-другому. У меня даже ощущения греха нет. Словно Бог меня понимает…

Не молчите. Гор, пожалуйста. Я ужасно обнаженно пишу Вам и потому чувствую себя очень уязвимо и беззащитно.