Как бы то ни было, мы с ребенком выжили в той аварии.
Остался лишь липкий страх. Он впился в кожу от корней макушечных волос до смешно поджатых мизинцев на ногах. Словно души погибших в той аварии дохнули жутью умирания на нас, уцелевших, и эта испарина смерти никак не сойдет с наших лиц…
На память о том касании смерти у ребенка осталось «везение» случайных травм.
Сталактит в пещере рассекал кожу на голове до белой кости.
Падение с турника на детской площадке вызывало сотрясение мозга.
Ободранная коленка распухала раной на два месяца чисток и перевязок.
Поход на каток оборачивался выбитой коленной чашечкой и двумя месяцами гипса.
«Дух смерти преследует дитя», — авторитетно заявляла бабушка, истово отмаливая, заслоняя, отводя незримое зло.
Дитя морщилось, я молчала…
На все вопросы есть доступные, четкие, неправильные ответы.
Мне нравятся ответы, которые как отсветы.
Как знание, которое четко во сне и испаряется с первой сменой декораций пробуждения.
Маленький затаившийся комочек в животе проигнорировал сроки прибытия в мир. Миновала сороковая неделя и даже сорок вторая, а детеныш не просился наружу.
Меня отвезли в роддом.
Меня наблюдали и кололи синестрол.
В ночь, когда начались схватки, роддом планово закрыли на сутки для приема рожениц, и в родзале на «арене» я была одна. Размягченные отсутствием других пациенток акушерки были со мной милостивы.
Меня обихаживали, как свою.
Все произошло быстро, роды были вторые, и боль была вполне сносной.
Акушерка быстро замотала кричащую девочку в кукольный сверток и, оглянувшись, нет ли поблизости доктора, ловко приложила ребенка к моей груди.
«Пусть поест своего», — пробормотала.
Маленькие десны четко знали, что делать, крохотный насос заработал с восхитительным ритмом. На красненьком личике читалось блаженство.
Мне тоже было кайфово. Такое чувство возникало потом только однажды, когда я впервые попробовала абсент.
Этакое благодушно-грустное расширение души и сознания…
«Хорошая девочка, четыре кило, пятьдесят два сантиметра», — похвалилась акушерка.
«У кого девочка? — подумала я. — Роддом же закрыт, я тут одна, а у меня должен быть мальчик».
«Только пересидела малёхо, „гармошки“ на пальчиках и на пяточках».
Я перескочила через выдох и вдохнула дважды. Значит, у меня родилась девочка. Не мальчик. Девочка. Мальчик у меня не родился. Родилась девочка. «Интересно, — подумала я, — опять девочка». И уснула.
Девочка словно подслушала мои мысли. Года в три мы впервые спросили ее: «Что тебе подарить на день рождения?» — «Грузовую машину», — сразу ответила она.
Маленькая ужимка судьбы. Ее принимали за мальчика первые восемь лет, стоило надеть шорты или джинсы вместо платьев-сарафанов.
Но потом вдруг, лет в десять, в преддверии касания луны, нежное нескладное личико осветилось женственностью.
Однажды мы пришли на утренний детский спектакль. В фойе пожилая дама наблюдала за моей девочкой и, улучив момент, обратилась ко мне: «Вот ведь девочка некрасивая — а глаз не отвести, так хороша!».
Она и впрямь такая — глаз не отвести.
Каким-то крылатым изгибом посажены ресницы.
Какой-то неуловимый трепет мерцает под очень белой кожей.
Так мило и неровно складываются губы, как у пухлого младенца во сне.
Нос — вот тут самое интересное. Нос бесформенный, как испеченная до истомы картошка. Но из-за него это личико хочется рассматривать без конца, чертя траектории от синих глаз к нежным вискам и вниз — к умилительному носу, и удерживать себя, чтобы не чмокнуть его тут же.
Первая ее школьная любовь, Митя, говорил: «У тебя нос как котлета, его хочется съесть».
Так странно с этим Митей — самый был популярный мальчик в десятых классах, девочки бросались на шею и тащили в постель сами, соперничали за право переспать с ним. «Я трахалась с Митей» — это заявлялось барышнями гордо и вызывало немедленную зависть.
Митя запал на мое нескладно-нежное пятнадцатилетнее дитя сразу же, как перешел к ним в класс. Сел за соседний стол и весь урок просидел боком к училке, не сводя глаз с пленительного лица.
Выполнив все обычные кульбиты брутального восторга (подравшись на виду объекта обожания, спрыгнув с пожарной лестницы, напившись на школьном вечере и даже накурившись травы), Митя наконец набрался смелости и предложил… дружить.
Именно что. Вяло снисходя к домогательствам шалых девок, с моей девочкой он умудрялся быть мальчишкой.
Читать дальше