— Извините, — остановилась Маша. — Я больше не могу. Голова, — и она покрутила пальцами над прической. — И ноги не слушаются…
— Я сам, признаться, порядком утомился. Давно не танцевал.
— Спасибо вам за чудесный вечер. Я, пожалуй, пойду отдохну.
Придерживая девушку за локоть, он помог ей спуститься со второго этажа. Уже стоя перед дверью ее комнаты, по-отечески предупредил:
— Никому больше не рассказывайте, что вы приехали к жениху. По неопытности вы можете поведать свою историю чекисту, и тогда принесете несчастье своему Юрию. Я ведь тоже, подобно вашему жениху, скитаюсь, как бездомный пес… Но будем верить, что скоро нашим мытарствам наступит конец… Спокойной ночи.
Как только она осталась за закрытой дверью, сердце ее бешено заколотилось, и она чуть не запела от радости, что все ее терзания остались за чертой. «Ваши лично, — с полной уверенностью обратилась она к хозяину дома, мысленно возвращаясь в гостиную, — кончатся скорее, чем вы думаете». Хотя неведомая сила тянула девушку к окну, она, не желая больше подвергать себя, — а главное — операцию, — риску, быстро разделась и с наслаждением распласталась под пуховым одеялом, заботливо приготовленным с вечера Натальей Сергеевной. Она была уверена, что за ночь они не раз заглянут в комнату, чтобы удостовериться в ее присутствии, и потому, к своему удивлению, быстро и крепко заснула.
Утром она проснулась от легкого стука в дверь. В проеме показалась большая голова Федора Федоровича. Он был в хорошем расположении духа. Очевидно, уже принял туалет — от него пахнуло мягким ароматом духов «Ландрина».
— Доброе утро, Машенька.
— Доброе утро.
— Ждем вас к столу, — как заботливый отец избалованную дочь, пригласил он Казанскую в столовую.
«Не ушел, не ушел, — пело ее сердце, — значит, поверил, надо спешить».
За чашкой чая он спросил, правда ли, что она готова продать фамильные ценности. Она подтвердила. С тяжелым вздохом он протянул к ней ладонь, ожидая, что она сейчас же положит на нее колье или перстень. Рука ее потянулась к вороту платья, но тут же, смутившись, девушка попросила разрешения выйти на минуту.
— Не спешите расстаться с такими дорогими реликвиями, — посоветовал Угрюмов, удерживая ее на месте. — Поживите пока у нас так, а позже мы сочтемся. Ведь мы сво же люди.
— Конечно, конечно, — поддержала его Наталья Сергеевна. — Не спешите, Машенька.
Странное дело, это участие вдруг напрягло ее нервы, спазмы сдавили горло, и она с трудом проглотила кусок бутерброда. Второй уже совсем застрял во рту. Она извинилась, сославшись на голодную боль.
— Вам нужно полежать, — позаботилась о ней хозяйка.
— Лучше я выйду на улицу, — сказала Маша, поднимаясь и вопросительно глядя на Изольду.
— Да, я сейчас. Одеваюсь.
Не чуя ног, Казанская подошла к вешалке, надела пальто и очутилась на крыльце, бодрящий ветерок — остудил воспаленное лицо. Она несколько раз глубоко вздохнула, все еще с надеждой глядя на противостоящий дом. Но ее призывы и мольбы были тщетны. Очевидно, что-то случилось с явкой. Может быть, провалилась. Может быть, Угрюмов уже знал об этом, когда застал ее возле окна? Она была уверена, что он следит за ней. Куда она пойдет, каким шагом, какое выражение будет на ее лице?
Эти детали очень важны. По каждой из них можно определить довольно точно состояние человека. И, конечно же, Изольда задерживается умышленно. Нет, господа, она не даст вам повода подозревать ее в связях с чекистами. Постукивая каблучками ботинок, Маша терпеливо ждала «подругу». Наконец та вышла, кутая лицо в мохеровую шаль. Она молча подхватила квартирантку под руку и буквально потащила ее с крыльца.
В госпитале Маша, улучив, минуту, зашла к комиссару.
— Я сотрудник особого отдела Казанская. Мне необходимо срочно позвонить.
— Давай, звони, — охотно подвинул он аппарат. — То-то я в первую встречу подумал… Слушай, — засиял комиссар от собственной находчивости. — Может, тебе лучше лично туда поехать. А то вдруг подслушают…
— Это мысль, — согласилась Маша. — Пошлите нас с Изольдой за ранеными в губчека.
— Она тоже из наших? — удивленно уставился на девушку комиссар.
— Она из них.
— Вот стерва, — грохнул кулаком по столу однорукий. — Так я и чуял.
Скоро от центрального подъезда госпиталя отъехал автофургон с большими красными крестами на бортах, а через полчаса двухэтажный дом на Астраханской был оцеплен сотрудниками особого отдела чека. Но, увы, Угрюмова там уже не было.
Читать дальше