Алиса Ханцис - Аквариум

Стрелки показывали, что до наступления нового тысячелетия оставалось минут двадцать. Узнать точнее было невозможно, поскольку часы имели не практическую, а эстетическую функцию. Это роднило их с искусством. Часы висели в спальне, тут же на столике в углу помещался компьютер. Тео щелкал мышкой, Тина молча ждала. Голоса остальных едва доносились из-за двери.

— Смотри, — сказал он наконец. — Я нашел твою Колетту.

Она не сразу вспомнила это имя — когда это было, на первом курсе? Нет, еще до вступительных, и Тео забрал журнал, и осталось лишь послевкусие — горькое и дурманящее, как от полынной настойки.

— Тут несколько вещей, и имя другое — думаю, настоящее. Но тот рассказ про метро тоже есть, и стиль в целом похож. Я тебе распечатаю, но вообще-то я задолбался. Купи уже себе компьютер.

— Мне хватает того, что на работе.

— Ладно, — он встал. — Пойдем, а то всё пропустим.

Народ до сих пор прибывал, наполняя квартиру многоголосым шумом и каплями дождя, летевшими с плащей и зонтов. В гостиной, наполовину занятой роялем, становилось душно, и они открыли все окна, глядящие на проспект. Внизу текла лента огней, пьяно и счастливо мяукая клаксонами. Кто-то сунул Тине бутылку пива, уже откупоренную, с набухающим пенным бутоном. Она не успела разглядеть, кто это был, хотя затылок казался ей смутно знакомым. Многих гостей она видела впервые. Были, конечно, постоянные посетители — в основном музыканты из проектов, где играл Тео: барочного, оперного и авангардного. Был кто-то из киношников; какие-то девочки из балетного училища. Вальяжный Мик, даже в гостях не снимавший котелка. Ми, похожая на мультяшного тигра, лежащего среди подсолнухов; её глаза сияли, и понять ее радость мог лишь тот, кто хоть раз бегал марафонские дистанции, взвалив на плечи работу, мужа и маленького ребенка. Ни друзей, ни даже приятелей Тины среди собравшихся не было за полным их отсутствием.

Снаружи что-то просвистело, и все прильнули к окнам. Небо прочертила воспаленная звезда и лопнула, разбрызгивая кровавые капли. «Еще две минуты! — крикнул кто-то. — Настоящий салют будет вон там». Тина отошла, давая место у окна тем, кому оно было нужнее. Она знала, что новый век наступит и без ее участия.

В холодильнике у Тео, по традиции, повесилась мышь. Тина достала из сумки, стоявшей рядом с кухонным столом, пакет чипсов, надорвала его и села на крутящийся стул с подстройкой высоты. Кое-что, конечно, изменилось со студенческих времен. Квартира была поприличней, народ посерьезней. Никто после попойки не кормил рыб в туалете, и на столах танцевали редко, но главное оставалось неизменным: Тео притягивал людей. Все, кто попадал в его орбиту, распускались, словно астры. Начинали придумывать, петь, играть, ходить упруго, по-кошачьи льнуть к нему. Много говорили, много пили, пока не засыпали штабелями друг на друге. Он один оставался несгибаем и восседал на груде поверженных, извивающихся тел, сжимая в руке флейту Пана — будто в каком-то модерновом балете. Сколько бы он ни пил — спиртное не брало его. Он говорил, что расслабляется, но Тина замечала лишь, что глаза его начинают блестеть, а голос садится на целый тон. Этим новым голосом он говорил тягуче, на полуулыбке, и те, кто был в его орбите, принимались кружить быстрее и смыкать кольцо, будто стая акул, почуявших кровь. Тогда Тина уходила. Весь низ у нее наливался свинцом, и она превращалась в неваляшку, обреченную качаться взад-вперед, пока не сойдет с ума от невозможности лечь и заснуть.

Её до сих пор терзало чувство, что тогда, в день похорон, у них что-то было.

Она долго не решалась заговорить об этом. Почему-то ей казалось, что с Тео говорить бесполезно, что он сам не помнит, не знает и вообще не парится такими вещами. Голова у него включалась только во время работы.

— Смотри, — сказала она Ми. Они стояли вместе перед огромным аквариумом, глядя на акулью стаю, заслонившую своими телами брата. — Ведь каждая из них думает, что Тео флиртует с ней, и только с ней. А он вообще ни с кем не флиртует.

— Да, — Ми улыбнулась. — Я знаю. У него просто музыка звучит в голове.

Ми была единственной, кому Тина смогла довериться. Она выслушала спокойно: три ее глаза — два живых и один стеклянный — видели в жизни слишком много, чтобы чему-то удивляться. Нежно, по-матерински она взяла Тину за руку, отвела на лестницу и научила курить. Окуная в пламя, как в липовый цвет, хоботок житана, Ми рассказала ей — слово за слово — что Мик давно уже не курит, бережет здоровье. У него даже есть штатная медсестричка, которую он завел после недавнего рецидива.