Гейнц Зенкбейль - Воспитание жизнью

Удивление Штриглера было отнюдь не лишено оснований, так как Петцинг никогда не обращал внимания на свой внешний вид: волосы носил длиннее дозволенного по уставу, обмундирование его было в пятнах, каблуки на ботинках почти всегда сбиты. Этим он не раз выводил из себя и старшину роты и самого Якоба.

Однако на следующий день Петцинг еще больше удивил своих товарищей, заявив, что идет в парикмахерскую. До этого его всегда приходилось посылать туда почти силой. Теперь Петцинг без напоминаний пришивал к френчу белоснежный подворотничок, а пуговицы так надраивал мелом, что они блестели, как золотые.

В пятницу Петцинг долго стоял перед зеркалом и, поливая голову одеколоном, тщательно причесывался.

— Нарцисс, да и только! — хихикнул в его сторону Штриглер и тут же пояснил: — Нарцисс — это человек, который влюбился в собственное отражение в воде.

— А-а… — лениво протянул Петцинг.

— А может, ему еще и карандаш для подкраски бровей потребуется? — ехидно заметил Бергеман.

— Неплохо бы, — тихо сказал Штриглер.

— Только черного у нас нет, а есть зеленый: им мы хотим покрасить свою модель, — захихикал Штриглер.

Ребята начали гадать, к чему Петцингу понадобилась такая тщательная косметическая подготовка, куда и зачем он идет.

— А не замышляет ли он какую-нибудь необычную операцию, имеющую отношение к модели? — С этими словами Штриглер ткнул пальцем в сторону стола, на котором стояла недоделанная модель.

Тут в разговор солдат вмешался Якоб.

— Я думаю, что причина тут может быть одна — женщина.

— У Петцинга женщина? — удивился Бергеман.

— Подружка? — спросил Штриглер. — Возможно, а почему бы и нет!

— Да нет, не может быть!

— Еще как может!

Тут ефрейтор Бергеман не вытерпел. Вскочив со стула, он подошел к Петцингу и не сказал, а скорее рявкнул ему на ухо:

— Не молчи же ты! Выдай нам наконец свой секрет!

Петцинг повернулся к нему лицом, загадочно улыбнувшись, обошел Бергемана и направился к Якобу, сказав на ходу:

— Никаких секретов я вам выдавать не собираюсь. Могли бы и раньше догадаться. А вот увольнение в городской отпуск, товарищ унтер-офицер, я у вас прошу…

Унтер-офицер Тесен разрешил увольнение рядовому Петцингу, строго-настрого наказав ему не пить спиртного и без опозданий вернуться в расположение части.

А когда солдат хотел уже выйти из комнаты, унтер-офицер как бы мимоходом попросил его:

— Раз уж ты у нас такой хороший организатор и все можешь достать, то не забудь, пожалуйста, что нам нужно.

После ухода Петцинга в увольнение ребята еще немного повозились с моделью танка, но на этот раз работа у них явно не ладилась.

Наконец Бергеман откинулся на спинку стула и, лениво зевнув, сказал:

— С меня на сегодня хватит! Пора спать!

— Ох и хлебнем же мы с ним горя на дивизионных учениях, — сказал спустя некоторое время Штриглер. — Если нам придется совершать длительный марш, и танковая колонна дойдет до поворота, и вдруг наш танк не свернет, а поедет дальше прямо по целине, то виноват в этом будет только механик-водитель Бергеман. — Солдат кивнул в сторону койки, с которой уже доносился храп заснувшего ефрейтора.

В открытое окно доносилось равномерное дыхание морского прибоя.

— В голову мне лезут различные мысли, — проговорил Якоб после небольшой паузы.

— О Петцинге?

— Нет, не о нем. — Якоб кивнул в сторону стола, на котором стояла модель. — Парнишка торопит.

— А чего ему приспичило?

— Он скоро уезжает, и я уже не могу больше водить его за нос…

Между тем стемнело, и Штриглер зажег настольную лампу, а чтобы свет от нее падал только на стол, он прикрыл абажур махровым полотенцем.

— Скажи честно, Якоб, ради чего мы этим занимаемся? — неожиданно спросил Штриглер.

— Я думал, тебе это и так понятно. Разве нет?

— Тебя беспокоит только парнишка или наш экипаж?

— К чему тут слово «только»? Мы же давали ему обещание, не так ли?

— Обещали…

— Ты, должно быть, знаешь, что такое условный рефлекс?

— Знаю. Ну, например, если дежурный по роте объявляет подъем, то мне еще на койке становится холодно, хотя утренняя зарядка начнется лишь пять минут спустя.

Якоб заразительно рассмеялся:

— Пример хорош, ничего не скажешь. У меня до сих пор сохранились кое-какие ассоциации еще с детских лет. Однако так ставить вопрос, как ставишь ты: или — или, нельзя. Коллектив коллективом, а обещание, данное мальчугану, следует выполнить. Сейчас, когда наш экипаж стал более сплоченным, хотелось бы подумать и о нем. Поймите, что в нашем лице он впервые познакомился с армией. Говорю я это к тому, чтобы ты понял: если мы не выполним своего обещания, то у Олафа может выработаться определенный рефлекс, он будет считать, что все военные — болтуны, обещают, но не держат слова.