Гейнц Зенкбейль - Воспитание жизнью

И как бы в подтверждение своих мыслей, сын повторил:

— Итак, чтобы ты знал, я решил заняться математикой!

Вскоре Теля призвали на военную службу, и он стал танкистом. Отцовское воспитание и отцовский пример были слишком сильны, чтобы он мог быть средним или плохим солдатом.

Однако, когда он получил первый отпуск и приехал домой, отец за ужином, внимательно посмотрев на сына, спросил:

— Ну как, воин, нравится тебе армия?

В сына же словно черт вселился, и он подчеркнуто равнодушным тоном ответил:

— Да уж как-нибудь продержусь, отец.

Он взглянул на сына. Даже без формы, в своей темной шерстяной рубашке с засученными по локоть рукавами, отец, выглядел по-солдатски мужественным. В его серых, окруженных морщинками глазах вспыхнул огонек. Высокий голос стал еще более скрипучим, когда он спросил:

— И это все, что ты мне можешь сказать?

— А что же еще? — возразил Тель. Однако заметив, что отец начал нервно постукивать костяшками пальцев по столу, добавил: — В общем-то служить в армии довольно интересно. Современная техника, например, требует от воинов, особенно от командиров, хорошего знания математики. А что касается наших танков, так это просто чудеса техники!

— Знаю, — недовольно проворчал полковник, — как-никак не первый год служу в армии.

Взглянув на часы, отец встал из-за стола и пробурчал что-то непонятное себе под нос. Он надел китель, застегнул ремень с кобурой и, не говоря ни слова, твердой походкой направился к двери.

Сын, пораженный выдержкой отца, подумал: «Я знаю, отец, что тебя это злит, знаю, что в тебе все бушует. Но ведь и я тоже вправе рассчитывать на то, чтобы ты со мной разговаривал на равных!»

Когда Тель приехал в отпуск в следующий раз, отец, видимо, решил уделить ему больше времени. Во всяком случае, он уже не поглядывал то и дело на свои часы.

«Это уже хороший признак, — подумал про себя сын. — Наверняка сегодня что-нибудь произойдет».

— Ты только послушай, отец, — начал он разговор, — какие безобразия творятся у нас в роте. На учениях нам было приказано протянуть телефонную линию длиною двенадцать километров. Сначала все шло хорошо. Но только короткое время. Вдруг где-то произошел обрыв. Вот тут-то все и началось, отец! Офицер-связист приказал мне устранить неисправность за пять минут. Ты себе представляешь, что такое пять минут? И это на линии протяженностью двенадцать километров! Такого олимпийского рекорда еще никто не ставил! Ну скажи, разве можно принимать всерьез приказы такого офицера?

Отец сидел выпрямившись и невозмутимо слушал сына.

— А во время ночного марша, — продолжал Тель, — произошел такой случай. Мы должны были пройти по азимуту определенное расстояние. Впереди шел командир нашего взвода. На одном из участков маршрута он допустил ошибку при ориентировании на местности. «Бывает и такое, — подумали мы. — Командиры тоже не застрахованы от ошибок». Решили сказать об этом ему. И тут он разбушевался: как это, мол, вы могли подумать, что я ошибся! Ну ладно, думаем, и продолжаем идти вперед. Жаль только, что расхлебывать эту кашу пришлось нам. После того как мы окончательно сбились с пути, командир взвода вылез из танка и, потрясая над головой своим компасом, заявил, что, мол, во всем виноват компас. Давно мы не смеялись так от души, как после этого случая…

На этот раз отец не остался равнодушным к рассказу сына: его глаза превратились в узкие щелочки, а тело затряслось от беззвучного смеха.

— Так, — произнес он отрывисто и кивнул головой.

— Вот какие истории бывают, отец.

— Бывают, — согласился отец. — Но позволь-ка задать тебе один вопрос, сынок: сам-то ты как относишься к профессии офицера?

«Ну, — подумал Тель, — кажется, отец решил наконец поговорить со мной по душам».

— В подобных ситуациях, ты, например, мог бы поступить разумнее, — продолжал отец.

— Ты так считаешь? — с притворством спросил сын. — Еще неизвестно, удовлетворит ли меня эта профессия.

— В мое время такого вопроса даже не возникало, — категорично возразил ему отец.

«Не слишком разумный ход с твоей стороны, — подумал Тель. — Тебе нужно убеждать меня, а не злить».

— Для твоего поколения, отец, — ответил он, — в свое время многое казалось само собой разумеющимся. Но что поделаешь, если у меня душа вообще не лежит к профессии офицера. Прожить жизнь, занимаясь делом, которое тебе не нравится… Нет уж, благодарю.

— Стало быть, так ты относишься к профессии офицера? — недовольно проворчал отец.