Шубханги Сваруп - Широты тягот

Часть потолка проседает, отворяя ему путь к побегу. Это его третий срок в карцере. Теперь Платон уже предпочитает компании тишину: он видел, как все его страхи и вера растворились в темноте. А в их отсутствие свобода выглядит неоправданным осложнением.

Эта комната — его раковина. Убежище, созданное из его крови и костей. Землетрясение оставляет его латать трещины и лелеять ушибы.

Мэри частенько заходила в библиотеку Гириджи Прасада якобы ради уборки и перелистывала хозяйский альбом для эскизов, полный попыток оживить Чанду Деви. Все это были только попытки. Если нос выходил правильно, глаза оказывались слишком маленькими. Мэри узнавала силуэт Чанды Деви в профиль, но не ее лицо. У Чанды Деви были необычные волосы. В сезон муссонов они кудрявились, а в любое другое время года оставались идеально прямыми. Мэри замечала, как Гириджа Прасад подбирает состояние ее волос под цвет неба. Но ему отчего-то никогда не удавалось нарисовать верный портрет.

Память походит на отражение жизни в разбитом зеркале. С самого дня смерти бирманца Мэри хранила его образ лишь осколками. Хотя отдельные черты были в ее воспоминаниях достаточно ясными, она никак не могла увидеть его лицо полностью. Маленький острый нос, мягкие губы, спина в бледных, точно выгоревших, пятнах, впалые щеки, редкие волоски на груди, безупречно чистые ногти, разбухший от тодди живот, неожиданный изгиб позвоночника, то, как смешно топорщились волосы даже у его тени… Осколками она видела его тревожную улыбку и глаза, подернутые печалью. Слышала, как он насвистывает — будто нарочно не в такт с поступью. Видела чуть выпяченные губы и руки, беззаботно скользящие по веткам, когда он шагал мимо. Чувствовала запах бетеля в его дыхании и прохладное прикосновение его пота к своей коже. Но всего целиком увидеть не могла.

Мэри мечтала, чтобы он вернулся, пусть лишь во сне. Однажды бирманец сказал ей: все, что мы у кого-то взяли, нам придется вернуть, даже если это просто воздух. Прежде чем он умер, Мэри нагнулась к нему почти вплотную и поймала его последние вздохи. Бирманец должен был вернуться хотя бы ради того, чтобы потребовать обратно вздохи, которые она украла.

Сегодня Мэри обнаруживает, что пришла к пагоде Шведагон раньше обычного. Прямо перед статуей есть свободное место. Мэри приближается к ее ногам. Закрывает глаза. Неуклюжие молитвы рвутся из нее бессвязным бормотанием безумной. Раненые собаки и птицы опережают безопасность сына. Временами она борется с желанием взять метлу и подмести все полы — так досаждают ей случайные комочки волос и пыли, блуждающие вокруг и льнущие к ее ногам.

Она видела, как горы рассыпаются в прах и моря вздымаются выше горных пиков. Видела кораллы, растущие на деревьях, и деревья, растущие из кораллов. Видела, как день обратился в ночь, когда Андаманские острова поразило землетрясение. Видела, как ее муж истек кровью и как ее сын покинул острова на корабле, чтобы никогда больше не вернуться. Ничто не может этого изменить. Ни вера, ни отрицание.

И все же она регулярно проводит здесь долгие часы в окружении незнакомых людей — молящихся и молчащих, плачущих и раскачивающихся. Каждый из них борется с отчаянием. Услышав позади приглушенную ругань, Мэри оглядывается и обнаруживает, что зал уже полон. За ее спиной по меньшей мере две сотни человек. Кто-то пытается протиснуться вперед, кто-то словно прирос к месту. Одни молятся хором, другие — нарочно не в такт с соседями. У одних закрыты глаза, другие ищут разговоров, даже ссор. Все готовы сотрясти храм до самого основания, если это понадобится для того, чтобы их услышали. Мэри возвращается к своим просьбам. Она смотрит на множество Будд перед собой, вспоминая, где именно ее отвлекли.

Вдруг колонны сотрясает странная вибрация. Подобно удару молнии, она докатывается до пола и купола одновременно. Статуи охватывает дрожь. Мэри видит, как Будда перед нею приходит в движение. Складки на его одеянии играют, рука — воздетая, благословляющая — вздрагивает. Голова склоняется, будто он внял людским мольбам.

Мысли Мэри немедленно перепрыгивают на острова. Она волнуется за хозяина, потому что сама ощущает только отзвук катастрофы. Гириджа Прасад учил Мэри и Деви бросать все и выбегать под открытое небо при первом же толчке землетрясения. Но здесь, в Шведагоне, никто даже не перестал молиться. Никто не поднялся на ноги. Никто словно и не заметил события, которому суждено изменить русла рек, поколебать земную ось и унести тысячи жизней, навеки перекроив этим эмоциональную географию.