Эмма Донохью - Притяжение звезд

– Мне тридцать лет, – ответила я. – И меня не волнует, кому это известно.

– О, взрослая женщина!

Гройн, уперев локоть в косяк, замер в дверном проеме.

– Полагаю, вы станете выбирать наших будущих членов парламента и все такое. Ну, то есть если вы домовладелица, – добавил он насмешливо, – или съемщица жилплощади по пятифунтовому тарифу?

С тех пор как Тим ушел в армию, я была записана домовладелицей, но у меня не имелось ни малейшего намерения обсуждать с этим пентюхом свои домашние дела.

– Вы за предоставление избирательных прав женщинам, а, мистер Гройн? – спросила Брайди.

Он презрительно присвистнул.

И тут уж я не стерпела:

– Разве мы еще не доказали свою нужность обществу?

Санитар скроил гримасу.

– Ну, в армии вы же не служите, да?

Я опешила.

– На войне? Многие из нас еще как служат – медсестрами, шоферами и…

Но санитар только замахал руками.

– Но вы же не проливаете кровь за родину, так? Как это делают парни. Вы не можете принимать участие в делах Соединенного Королевства, пока не будете готовы отдать свою жизнь за короля!

Я рассвирепела:

– Да посмотрите вокруг себя, мистер Гройн! Вот где любой народ делает свой первый вздох! Женщины проливали свою кровь с самого сотворения мира!

Ухмыляясь, он вышел из палаты.

Брайди наблюдала за мной с кривой улыбкой.

Мэри О’Рахилли тихонько застонала.

Не дожидаясь моей просьбы, Брайди надавила на колени роженицы, чтобы ослабить боли от новой схватки.

Когда схватка прошла, я сказала:

– Теперь интервал между ними уменьшился до пяти минут.

– Это хорошо? – слабым голосом произнесла Мэри О’Рахилли.

– Очень хорошо!

Делия Гарретт через плечо смотрела на Мэри О’Рахилли ненавидящим мутным взглядом.

Эта колыбель… Мне не хотелось подкатывать ее к кровати молодой роженицы, чтобы та не подумала, будто я ее подгоняю. Но и оставлять колыбель у раковины – не дело: там она будет всем мешать. Кроме того, ее вид мог воодушевить будущую мамочку: колыбель служила бы ей напоминанием, ради чего она мучается. Словом, я подкатила колыбель к изножью средней кровати, поближе к ногам Мэри О’Рахилли.

– Просто подготавливаю все необходимое, дорогая!

Ее глаза закрылись, и она издала стон, откинув голову назад.

Я подошла к шкафу с инвентарем, чтобы выложить то, что могло понадобиться во время родов. Брайди уже кипятила перчатки и сложенные в мешочек акушерские инструменты.

– Тебя и просить ни о чем не нужно, Брайди!

Ей понравилась моя похвала.

– А когда твой день рождения? – спросила я.

– У меня его нет.

Я всплеснула руками.

– У всех есть день рождения, Брайди.

– Ну, наверное, мой – это секрет.

– Не говори, если не хочешь, – сказала я немного обиженно.

Брайди понизила голос:

– Я имею в виду, что никто мне не сообщил.

Тут Онор Уайт сильно закашлялась. Я подошла заглянуть в ее чашку для мокроты – удостовериться, что она не выплюнула кусок легких, – и снова натерла ей грудь камфарным маслом.

Мэри О’Рахилли спросила, можно ли немножко полежать, и я помогла ей лечь на левый бок.

Улучив момент, когда мы с Брайди оказались рядом около раковины, я снова смогла с ней переговорить:

– А ты знаешь, кто твои родители?

– Что-то не помню.

– Они живы?

Брайди передернула плечами и в присущей ей шутливой манере ответила:

– Были, когда меня отдали – или взяли – в обитель. Они не могли меня содержать, так сказали мне монахини.

– И сколько тебе тогда было лет?

– Не знаю. Но с тех пор и до четырех лет я считалась приемышем.

Выражение моего лица, наверное, дало ей понять, что я не поняла. Брайди уточнила:

– Я жила в пансионе. У меня была приемная мать, понимаешь? И раз уж я дожила до четырех лет, имея только руки и ноги, значит, она хорошо за мной присматривала.

Ее спокойный тон пробудил во мне жалость к ней – вернее, к той маленькой испуганной девочке, какой она когда-то была.

– Может быть, именно она и назвала меня Брайди – в честь святой Бриджит. Раньше у меня было другое имя. Они не говорили какое, но я точно знаю: это не было имя святой.

Я внимательно слушала ее печальную повесть.

– «Они» – это монахини?

– И учителя, и воспитательницы в пансионе. Его называли профессиональным училищем, хотя никакое это было не училище, – добавила Брайди с презрением. – Две монахини управляли пансионом, но они каждый вечер возвращались в монастырь, оставляя вместо себя пару сотрудниц не монашеского сана.