Эмма Донохью - Притяжение звезд

– Ты обо что-то ударился, Тим?

Он кивнул.

– Или на тебя снова напало хулиганье в переулке?

Он нахохлился и помрачнел.

Инвалиду войны трудно было жить в Дублине. На улице к нему мог подойти старик, пожать руку и поблагодарить за службу. А солдатская вдова в тот же самый день могла обозвать дезертиром из-за того, что у него руки-ноги целы. Любой прохожий мог заорать, что проклятая солдатня принесла на остров заразу с континента. Но, скорее всего, как я догадалась, вчера какой-то молодой националист, несостоявшийся мятежник, обозвал его пешкой Британской империи и закидал грязью, потому что такое уже случалось с Тимом и раньше.

– Расскажи мне, Тим. Иначе мне придется додумывать. Напиши, что произошло.

Я придвинула ему блокнотик и карандаш.

Он даже не пошевелился.

Вот, значит, каково это быть матерью: вечно нужно докапываться до причин горестей ребенка. Но ребенок, по крайней мере, каждый день чему-то учится, а мой братик…

Я осмелилась накрыть его руку своей.

Тим позволил ей там остаться. Но потом свободной рукой выдвинул ящик кухонного стола и вынул оттуда два свертка, перетянутых старой резинкой.

– Мой день рождения! – произнесла я. Как это я забыла!

Мой брат любил меня. У меня выкатилась слеза и упала на юбку.

Потянувшись за блокнотиком и карандашом, Тим написал:

«Всего лишь тридцать!»

Я расхохоталась и вытерла глаза. Да дело не в этом, правда!

Вместо того чтобы попытаться объяснить, я просто вскрыла первый сверток. Коробочка с четырьмя бельгийскими шоколадными конфетами.

– Тим! Ты что, хранил их еще с довоенной поры?

Он ухмыльнулся.

Второй сверток был круглый: под оберточной бумагой я обнаружила большой желтый апельсин.

– Прямо из Испании?

Тим покачал головой.

Я продолжала играть в угадайку.

– Из Италии?

Довольный кивок.

Я поднесла фрукт к носу и вдохнула пикантный цитрусовый аромат. Я подумала о долгом путешествии этого ароматного шарика через Средиземноморье, мимо Гибралтара, к северным водам Атлантики. А потом через всю Францию… неужели такое еще возможно? Хотелось надеяться, что при транспортировке этого драгоценного фрукта никто не погиб.

Я сунула в сумку апельсин и коробку конфет – мой праздничный обед на день рождения, – покуда Тим собирал инвентарь для огородных работ.

Мы вышли в переулок; темное небо было исчеркано розовеющими всполохами. С третьей попытки брат завел мотоцикл. Я купила его на распродаже имущества офицерской вдовы, хотя так ему в этом и не призналась из опасений, что Тиму будет неприятно ездить на мотоцикле убитого.

Он уехал, я помахала ему вслед и вернулась в дом за пальто с пелериной. Продела все крючки в петельки. Стоя рядом с велосипедом, я приподняла юбки и затянула на них тесемки. Для первого утра ноября было не слишком холодно.

Брайди наверняка не умела ездить на велосипеде. То, что она жила в монашеской обители, объясняло многое: и следы дерматита, и ожог, случайно полученный на кухне, и то, в какой восторг ее приводила столовская еда, и бальзам для рук, и горячая вода из-под крана. Ничего удивительного, что она понятия не имела, как плод жил и двигался во чреве матери… Она же выросла в сиротском приюте и теперь жила в богадельне с монахинями, где ей было ужасно тоскливо, но податься ей больше было некуда.

Я миновала закрытые на замок двери школы, на которых висело свежее объявление, гласившее: «Закрыто до лучших времен решением совета по здравоохранению». Подумала о маленьких Нуненах: раз трущобные дети в эти дни не ходили в школу, выходит, они лишались и бесплатных школьных обедов.

Из окон оружейного завода со свистом вырвались клубы пара, значит, фумигаторы в цехах работали на полную мощность. А может быть, рабочие томились в фосфорном тумане всю ночь. От ворот завода змеилась длинная очередь работниц, начинявших снаряды взрывчаткой; они переминались с ноги на ногу и вполголоса переговаривались, спрятав от рассветного холода пожелтевшие руки в карманы, и с нетерпением дожидались, когда им можно будет войти в здание и приступить к работе.

Мысленно я сказала Айте Нунен: «А вы закончили свою работу».

И нажала на педали. Тридцать лет от роду. Что станет со мной в тридцать пять? Если к тому времени война закончится, то что будет вместо нее?

Но я вернулась в настоящее. Что меня ждет сегодня? Делия Гарретт, рыдающая в подушку. Задыхающаяся незамужняя Онор Уайт. Лишь бы ее легкие выиграли эту битву! Мэри О’Рахилли: скорей бы закончились ее родовые муки и у нее на руках оказался младенец.