Эмма Донохью - Притяжение звезд

Сосредоточься, Джулия!

И чтобы напугать себя, я мысленно произнесла: «Исполняющая обязанности старшей медсестры по отделению».

Ну что ж, сейчас мне нужно было сконцентрироваться на живых. Обход всегда начинался с осмотра наиболее тяжелых больных. Поэтому я обогнула смахивавшую на скелет пустую койку Эйлин Дивайн и сняла медкарту со стены слева.

– Доброе утро, миссис Нунен.

Мать семерых детей даже не шевельнулась. Сегодня шел шестой день с тех пор, как Айту Нунен перевели к нам, и хотя ее не мучил характерный для гриппа кашель, температура держалась высокая, а голова, спина и суставы болели так, словно ее переехал автобус. Так она выразилась, когда еще могла связно говорить.

Айта Нунен подробно рассказала нам о своей работе на оружейном заводе, где она закладывала в снаряды тринитротолуол, – от этого у нее пожелтели пальцы. Она собиралась вернуться на завод после того, как переболеет гриппом, несмотря даже на, как она с усмешкой заметила, свою увечную ногу (ее правая нога после последних родов раздулась и была вдвое толще левой; опухшая и холодная, с сухой и белой как мел кожей нога не сгибалась; Айте Нунен нельзя было на нее опираться, и вообще распухшую ногу следовало держать на весу, но как это сделаешь в течение рабочего дня?). Она собиралась вернуться на оружейный завод в январе, после выписки – ради хорошей зарплаты и бесплатной еды, – и надеялась, что ее дочка будет приводить туда своего малыша, чтобы поесть. Мистер Нунен сидел без работы с самого локаута, когда хозяева разгромили рабочий профсоюз. Он попытался записаться в армию, но ему дали от ворот поворот из-за грыжи (хотя его приятелю с сухой рукой удалось-таки пройти призывную комиссию и отправиться на передовую), и теперь он зарабатывал игрой на шарманке для прохожих. Айта Нунен беспокоилась о детях, оставшихся дома: мужей в отделение не допускали из-за эпидемии, а ее благоверный был не большой любитель писать письма. Она была кладезем сплетен и шуток и, кстати, твердых убеждений; возмущалась восстанием шестнадцатого года и поведала, что ее заводская бригада – все девчонки были верны его величеству – ни дня не прохлаждалась и снарядила в ту неделю восемьсот снарядов.

Но вчера у Айты Нунен появились хрипы, подскочила температура, и сознание поплыло. Несмотря на большие дозы аспирина, ночью, насколько я могла судить по температурному графику, у нее было два скачка жара – до 39,8° и 40,5°.

Я попыталась поставить Айте Нунен термометр под язык, не будя, но она очнулась, и я выдернула термометр изо рта, прежде чем она разгрызла стекло оставшимися зубами. Такую оплошность хотя бы раз допускала любая медсестра, чей пациент потом долго выплевывал осколки стекла и шарики ртути.

Женщина, моргая голубыми глазами, огляделась вокруг, словно впервые увидела палату, и поежилась, пытаясь освободиться от жгутов, которыми была прикреплена припарка к ее груди. Платок сполз с ее головы, обнажив коротко стриженные волосы, топорщившиеся, как иголки у ежа.

– Я медсестра Пауэр, миссис Нунен. Смотрю, вам сделали стрижку.

– Сестра Люк сложила ее волосы в бумажный пакет, – пробормотала Делия Гарретт.

Некоторые пожилые сестры считали, что стрижка помогает сбить температуру, волосы, мол, все равно потом отрастут, а вот если у гриппозной больной волосы сами выпадут, то потом не вырастут вовсе. Это конечно, предрассудок, но я сочла за лучшее не спорить на этот счет с ночной сиделкой.

Делия Гарретт дотронулась кончиками пальцев до своих ухоженных волос.

– Если бедняжка в конце концов станет лысой, как яйцо, наверное, ей можно будет смастерить парик из собственных волос.

– Позвольте мне измерить вам температуру, миссис Нунен.

Я распустила шейную тесемку на ее ночной рубашке. Термометр под мышкой надо было держать две минуты, а не одну, и показывал он на один градус меньше, но зато отсутствовал риск, что пациент разгрызет стекло. На шее Айты Нунен я заметила цепочку с крошечным распятием – крестик был не больше фаланги моего пальца. Многие люди видели в священных символах талисманы, отпугивающие зло. Я сунула термометр в ее горячую потную подмышку.

– Ну вот и славно.

Айта Нунен выпалила невпопад:

– Бекон в нарезку!

– Правильно.

Я никогда не вступала в пререкания с бредящими пациентами.

Может быть, проголодавшись, она мечтала о завтраке? Хотя в ее состоянии это вряд ли: у больных инфлюэнцей пропадал аппетит. Тощая в свои тридцать три года, бледная – только щеки горят. Живот торчал твердым холмиком. В истории болезни Айты Нунен значилось: «одиннадцать родов, семь выживших новорожденных», – и двенадцатые роды ожидались не ранее чем через два с половиной месяца (поскольку она не сообщила, когда забеременела или почувствовала первое шевеление плода, сестре Финниган пришлось наобум назначить дату родов, основываясь на высоте матки).