И, переходя улицу, продолжил про себя, исправляя недодуманное: раз проиграли, то и не пережили, нельзя говорить так. Когда-то стоявшие здесь здания превратилось в обломки и пыль, а пыль — развеялась ветром, после чего сторожевые львы стали нелепы. Уцелевшие лишь случайно, пусть бы обратились в прах и они — для сегодняшнего Литвинова ничего не изменилось бы в мире, разве что женщина в поезде не строчила бы дамских романов, а напротив, читала их, сам же он, потеряв ориентир, потратил бы лишнее время на поиски казённого дома — хотя, конечно, отыскал бы, не заблудился в городе, как никогда не теряются во взятых городах победители: неожиданно он подумал, что приехал сюда потому, что его страна (правда, брошенная им) победила в войне, и что все здесь, всё население, виноваты перед ним и что-то ему должны; нечто подобное он внушал своим студентам ещё в прошлом году, но до сих пор не догадался применить к себе: после пересечения границы мысли стали нестройными и вращались вокруг низменных тем. То же, что столь серьёзные материи вдруг вспомнились сию секунду, он объяснил особенной атмосферою, настоявшейся у стен родного консульства.
Такой же воздух стоял, видимо, и внутри. Во всяком случае, там Михаил Борисович сразу почувствовал себя своим и не возроптал, оказавшись в конце изрядной очереди, — тем более что стоять в ней можно было сидя (даже и от этого потрёпанного каламбура повеяло домашним). Найдя свободный стул, он тотчас успокоился, поняв, что теперь рано или поздно достигнет цели — и достиг же, и служащий с цепкими глазами попенял ему за нахальство.
— С чего вы взяли, что я стану оформлять всю эту ораву? — ехидно осведомился тот, одним ловким движением разложив веером поданные ему паспорта. — Заниматься мёртвыми душами? Все должны явиться лично.
Михаилу Борисовичу пришлось разыграть пьесу, сославшись на свой мнимый звонок: мол, ему по телефону как раз не велели приезжать группой: «Нечего устраивать у нас табор». Хотя подобного разговора и не случилось в действительности, Литвинов не рисковал: поди проверь. Чиновник, однако, гневался лишь для порядка и, удовлетворившись объяснением, сделал то, что нужно, без промедления, и теперь его посетитель лишь порадовался такому стилю работы: «Молодцы наши, переняли у немцев всё лучшее», — и только перед уходом, завернув «на дорожку» в туалет, увидел: нет, не всё.
Очередь, в которой прошли лучшие часы дня, была неприятна одним — движением вслепую, по командам из репродуктора, настолько хриплого, что Литвинов опасался не узнать собственную фамилию. Лучше всего было бы помалкивать, чтобы вовсе не пропустить вызов, тем не менее он разговорился с мужчиной с соседнего стула; седая щетина на лице того, полувыбритом (или, скорее, полунебритом), не позволяла определить на глаз возраст хозяина: годились и сорок лет, и все шестьдесят.
— Я здесь в первый раз, — неожиданно для себя поведал ему Михаил Борисович.
— Неужто сюда приходят — во второй, если понравится? — насмешливо отозвался тот.
— Вы не поняли. Просто вчера всего этого не было.
— А ещё раньше и подавно не было ничего.
— Ну, это для тех, кто не сумел распознать. Многое зависит от терпения: обещанного, как знаете, три года ждут. А до того может случиться всякое, включая мировые катаклизмы, и это всякое иные товарищи принимают за неудачу, за провал, за крах идеи. Между тем любое дело следует доводить до конца — до торжества, если хотите.
— Я перебью: вы сюда на постоянное жительство приехали? — осведомился полубритый, сделав ударение на «постоянном».
— Да, на жительство.
— Стоило ль ехать? С такими взглядами вы бы процветали и в России.
— Во вчерашней.
— Кто знает в которой. В завтрашней хотя бы. Но ловлю на слове: ведь процветали?
— Да вы и не знаете моих взглядов: я говорил нечто общее, — сообразил увильнуть Литвинов. — Только что это вы задираетесь?
— В России можно сейчас делать хорошие деньги. Стоп, стоп, не перебивайте, я знаю, вы спросите, как же я-то их не сделал. А я отвечу просто: мне это не по нутру, я лентяй. Если что-то вменят в обязанность, буду выполнять, деться некуда, а вот добиваться чего-то самому — то придумывать, то отстаивать — пропади оно пропадом.
— На что же вы теперь рассчитываете?
— Авы?
— Знаете ли, вопросом на вопрос отвечают лишь в Одессе. Но ладно, я таки поясню: в свете вашего признания вы хотите многого, а возможностей не видите. Будь вы помоложе — могли бы, наверно, надеяться на кое-какую работёнку в западных землях, только… Только это теория, а на практике наш удел ясен. Вот вы говорите: Россия… Невозможно же скопировать. Учтите одну важную вещь: немцы законопослушны, их в сообщники не возьмёшь. Правда, и на ваучере не проведёшь.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу