Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— Это действительно невозможно, но я постараюсь что-то тебе разъяснить. Только не представляю, с чего начать.

Соланж задумалась.

— Объясни, почему у вас так плохо обстоя дела со свободой для граждан? Разве вы не понимаете, как это важно для развития? И вообще, разве можно жить без свободы? Я бы не сумела и месяц. Я прочитала одну статью, в ней говорится, то у вас ее никогда по-настоящему не было.

Святослав какое-то время молча смотрел на француженку. Он подумал о том, что до сих пор не до оценивал ее умственных способностей. Он знал, что Соланж не глупа, но, не исключено, что она значительно умней. По крайней мере, этот ее вопрос метит в самое яблочко.

— Ты спросила о том, о чем в России спорят уже не первый век и никак не придут к общему знаменателю, — усмехнулся Святослав. — Понимаешь, в России к свободе относятся совсем не так, как на Западе. Хотя на словах очень похоже, на деле все по-другому.

— И как по-другому?

Святослав прошелся по комнате. Он думал о том, что до сих пор по-настоящему не задавался этим вопросом. И странно, что искать ответ на него его заставляет чужеземка, которая еще недавно практически не интересовалась Россией.

Святослав сел рядом с Соланж.

— Видишь ли, у нас так повелось издревле, что свободой могут обладать только те, кто правит страной. А все остальные — это подданные и должны им служить. У нас управлять государством означает хорошо жить, пользоваться всевозможными благами. А все жить одновременно хорошо не могут, хотя бы по тому, что мы не умеем хорошо работать. И на всех благ не хватает. Вот и надо, чтобы одни работали на других, чтобы те, на кого работают, жили бы припеваючи. Получается такой расклад: наша свобода для избранных всегда базируется на зависимости от них других. На таком основании Россия существует уже много столетий. По большому счету сегодня все то же самое. Меняется только форма, но не содержание. Надеюсь, я достаточно понятно объяснил.

Соланж наморщила лоб.

— Но почему ничего не меняется? В других же странах многое кардинально поменялось, а тут, как ты говоришь, все остается прежним. В Интернете один автор написал, что все русские по своей природе рабы. Но ты же не раб.

— Но я и не русский, в том смысле, что когда покинул Россию, в каком-то смысле перестал им быть. Понимаешь, русские в России и русские за границей — это во многом разные люди. В России они соглашаются на участь рабов, а за рубежом хотят быть свободными людьми.

— Но почему так? Я везде чувствую себя француженкой и везде свободной, что во Франции, что в другой стране. А ты отрекаешься от своей национальности, чтобы освободиться от зависимости. Я это плохо понимаю.

Святослав глубоко вздохнул.

— Я не могу тебе это толком объяснить. Возможно, в России воздух рабства. Так уж исторически сложилось, что тут нет взаимоуважения, все смотрят друг на друга, как на способ нажиться на другом. В России люди живут либо в немыслимом богатстве, либо в большой бедности. Промежуточный слой очень невелик. И еще у нас принято, если власть, то ничем не ограниченная. Наши властители не желают делиться своими полномочиями. Так уж они устроены.

— Но абсолютная власть — это ужасно! — воскликнула Соланж. — Во всем мире понимают, что ни к чему хорошему она не ведет. Неужели в России это не осознают?

— Осознают, причем, лучше, чем в других странах, потому что вдоволь нахлебались этой абсолютной власти. Поэтому много усилий тратят на то, чтобы сделать вид, что власть в стране не абсолютная. Только она именно почти всегда такая и властители ни на что другое не соглашаются. Им нравится чувствовать себя неограниченными правителями, делать все, что они захотят. Поэтому у нас едва ли не каждый правитель преступник. Но те, кто окружают трон, убеждают его, себя и все общество, что он праведник, что лучше его человека в мире нет. В России власть порождает невиданное по масштабу подхалимство и раболепие. Я еще юношей понял всю эту систему, мне стало так противно, что я дал себе обет, что непременно отсюда дам деру. И при первой возможности это сделал.

Соланж в очередной раз задумалась.

— Но разве можно жить в такой стране и при такой власти? — вдруг спросила она.

В ответ Святослав засмеялся. Француженка удивленно наблюдала за ним.

— Я не понимаю, что смешного сказала, — произнесла она.

— Ничего. Просто степень непонимания России у иностранцев зашкаливает. У нас не только живут при такой системе, но большинству она нравится. Они и представить не могут, что может быть как-то по-другому. В России все стараются угодить вышестоящему начальству. И в этом они видят главный смысл своего существования, залог своего благополучия.