Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— Я только рада. Я чувствую большую вину перед тобой.

— Вы-то тут причем? — удивилась Катя. — Вы ни в чем не виноваты.

— Он мой родной брат…

— И что? Моя родная мать часто меня била, иногда сильно. Все эти родственные связи мало, что значат. К вам я чувствую только благодарность. Вы такие все разные, — задумчиво произнесла она. — Вы, Герман Владимирович совсем не похожи… — Катя замялась.

— Хочешь сказать, на моего отца и брата.

— В общем, да.

— Так бывает, Катя. Мне приятно, что ты понимаешь, что не все мы одинаковы.

— Знаете, Рената, еще пару дней назад я думала, что все одинаковы. И я жутко вас всех ненавидела. Я даже думала поджечь этот дом.

Рената внимательно посмотрела на свою собеседницу.

— Я рада, что все же не подожгла.

— Я тоже этому рада. Я казалось себя такой несчастной. Если бы вы с Ростиком не вынули меня тогда из петли…

— Давай не будем об этом, — прервала ее Рената. — Сейчас у тебя нет причин для такого поступка.

— По большому счету я хочу одного — учиться пению, — взволнованно произнесла Катя. — Даже не верится, что это стало возможным. И еще надо помочь своему брату и сестре вырваться из нашего дома.

— Теперь у тебя для этого есть все возможности. — Рената задумчиво замолчала. — Хочу кое о чем тебя спросить. Только ответь максимально честно. Договорились?

— Да.

— Ты слышала, как я пою. Что ты об этом думаешь?

Катя не спешила с ответом, она сидела на стуле и смотрела мимо Ренаты. Ей очень не хотелось отвечать на прозвучавший вопрос.

— Я жду. Мы договорились, что ты скажешь честно, — напомнила Рената.

— Не будете обижаться?

— Я хочу знать твое мнение.

Бухарова набрала в легкие воздуха, как перед погружением в морскую пучину.

— Если бы у меня был бы такой голос, как у вас, я бы не стала учиться петь.

— Настолько все плохо?

— Мне кажется, да.

Хотя Рената практически не сомневалась в ответе Бухаровой, ее слова ударили по ней, словно плеткой.

— Я так и думала, — пробормотала Рената. — Спасибо тебе за искренность.

— Мне очень не хотелось это говорить, но вы сами настояли.

— Я знаю. Но ты правильно поступила, что сказала. Как и я.

— О чем вы?

— Я решила уйти из консерватории. Я не буду певицей.

— А кем?

— Пока не знаю. Есть кое-какие планы, но по большому счету, я понятие не имею, что будет со мной дальше.

— Это плохо, Рената.

— Что же делать. И я тебе очень благодарна.

— За что? — удивилась Катя.

— Когда я услышала твой голос и сравнила с моим, то поняла, что мне мало, что светит в моей профессии. Я и раньше сомневалась, что правильно ее избрала, а теперь знаю точно, что она не для меня.

— Я не думала, что вы примете такое решение, — проговорила Бухарова.

— Я и сама не думала, а вот приняла. Осталось сказать об этом родителям. Это почти так же трудно, как и решиться уйти из консерватории. Но я справлюсь.

— Если я могу вам чем-то помочь…

Рената отрицательно замотала головой.

— Занимайся собой, а я уж как-нибудь сама. Я буду следить за твоей карьерой, если не возражаешь.

— Что вы, конечно, нет. Можно я вас, Рената, поцелую на прощание?

Девушки поцеловались. Катя ушла. Рената некоторое время неподвижно сидела на стуле, затем легла на кровать, уткнувшись лицом в подушку, и зарыдала.

Софья Георгиевна вошла в комнату и услышала протяжные стоны. И следом за ними увидела мужа, он лежал на кровати и громко стонал. Вид у него был такой несчастный, словно он только что узнал о смерти близкого человека.

Она встревожено подошла к нему.

— Миша, что случилось?

Ратманов резко сел на кровати и посмотрел на жену.

— Случилось то, чего я больше всего боялся! — выкрикнул он. — Ну, скажи, за что мне все это?

— Ты можешь рассказать, в чем дело?

Михаил Ратманов с такой обжигающей ненавистью взглянул на жену, что ей стало не по себе.

— Только что звонил руководитель Администрации президента. Произошло то, чего я больше всего боялся, там каким-то образом проведали, что в моем доме поселился Алексей. И теперь они обвиняют меня, что я его сообщник, что причастен к появлению расследования о премьер-министре и что, возможно, снабжал его информацией.

— Но это же нелепо! — воскликнула Софья Георгиевна. — Ты не можешь быть замешан ни в чем подобном.

— Я это и сказал, но он не желает ничего слушать. Он сказал, что как только все выйдут на работу, против меня будет проведено служебное расследование. Ты понимаешь, что это значит?