Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— Значит, ничего не подскажешь.

— Хотел бы, да не знаю. Хочешь, с ней поговорю.

— Ты же считаешь это не правильным.

— Считаю, но ради тебя готов.

— Спасибо, не надо. — Святослав встал.

— Ты куда?

— Пойду терпеть, это же твой единственный отцовский совет.

— Не единственный, дам тебе еще один. Если Соланж выберет даже кого-то другого, смирись и не противься ее выбору. И на того человека не таи злобы. Она непременно однажды ударит по тебе.

Какое-то время Святослав молчал в задумчивости, словно переваривал слова отца.

— Всегда знал, что ты мудрый. Как и то, что от твоей мудрости никакой пользы. — Он сгреб со стола бутылку виски и бокал и вышел из зала.

Софья Георгиевна не находила себе места. То, что узнала она о сыне, убивало ее. Она и раньше понимала, что Виталий далеко не образец для подражания, что он крайне разбалован, а если быть честной, развращен, что он конченый эгоист, и кроме получения удовольствий его ничего не интересует. Но чтобы совершать такие поступки — насиловать женщин, это уже слишком даже для него. Она и представить не могла, что он способен на такие ужасные вещи. Это уже выход за некую красную черту, которая отделяет пусть не самого лучшего человека от мерзавца. И ей невероятно стыдно, что она воспитала такого негодяя. Когда Азаров рассказывал ей о том, что пытался сделать Виталий, она едва не провалилась от стыда.

В голове Софьи Георгиевны билась одна мысль — надо срочно что-то предпринять. Но что, не представляла. Она понимала, что разговор с сыном ничего не даст, он ее и слушать не станет. Она для него давно не авторитет. Внешне он еще соблюдал пиетет по отношению к ней, но реально не обращает на нее внимания. Единственный человек, который может ей помочь, — отец Варлам. Надо срочно идти к нему.

Она застала священника сидящего на табуретке. Вид у него был непривычно задумчивый и скорбный. Таким она его еще не видела. И потому была удивлена. Может, он размышляет о чем-то очень важным, а она тут со своими мелкими заботами его отвлекает.

— Отец Варлам, я вам не помешаю? — робко спросила Софья Георгиевна.

— Проходите, дочь моя, — обратился к ней священник, хотя был намного ее моложе. — С чем пожаловала?

Софья Георгиевна приблизилась к нему и села напротив. Ей было трудно рассказывать, но она понимала, что говорить нужно только правду, иначе ее визит сюда окажется бессмысленным и полезным.

Священник слушал ее внимательно и молча.

— Я не могу вам помочь, — произнес он, когда Софья Георгиевна замолчала.

— Почему? — удивилась она.

— В вашем сыне в отличие от вашей дочери нет места для Бога. Его душа целиком закрыта для Него. Мои обращения к ней не дойдут до нее. Не всегда слова священника воздействуют на людей, очень многих они оставляют безразличными. Виталий из их числа.

Мысленно Софья Георгиевна согласилась с ним. Все так и есть, просто отец Варлам был последней ее соломинкой.

— Но что же мне делать в таком случае? — скорей машинально спросила она.

— Попробуйте поговорить с ним вместе с вашим мужем. Надежда слабая, но она есть.

— Вы думаете, что может быть от этого польза?

— По крайней мере, вы те люди, кого он вынужден слушать.

— Хорошо, мы попробуем, — согласилась Софья Георгиевна, мало веря в пользу такого разговора. — Больше вы ничего мне не посоветуете?

— Больше ничего. Не всех можно исправить даже самой суровой проповедью. Для вашего сына это слишком поздно.

«Да, это так, — снова мысленно согласилась она. — Мы его упустили».

— Я пойду.

— Идите. Я вас благословляю.

Отец Варлам перекрестил Софью Георгиевну, она поцеловала ему ладонь. И двинулась к двери. Внезапно остановилась.

— Отец Варлам, можно спросить?

— Спрашивайте.

— Вы сегодня какой-то другой, я таким вас не видела.

Священник бросил на нее внимательный взгляд.

— Мною овладели сомнения, — сказал он.

— В чем? — изумилась она. — В вере?

— В вере? — Отец Варлам даже отшатнулся от Софьи Георгиевны. — Как вы могли такое подумать, как ваши уста осмелились это произнести, — возмущенно произнес он. — Я сомневаюсь в своих возможностях служить Господу.

— Но почему, отец Варлам, вы же все силы отдаете своему служению.

Некоторое время священник угрю молчал.

— Да, отдаю, но ничего не меняется к лучшему. Я молюсь денно и ночно, я часами взываю к Господу, а эпидемия только стремительно разрастается. Выходит, Он не слышит моих молитв. Или не обращает на них внимания, считает, что я недостоин взывать к Нему.