Дом в Тарлабаши. Диваны с истертой обивкой, обтрепанное постельное белье, превращенное в занавески, воздух, наполненный запахом подгоревшей картошки и жареного лука и чего-то терпкого, вроде незрелых грецких орехов. Ночами вызывали по нескольку женщин – заранее было неизвестно, каких именно. Каждые несколько недель в двери рвалась полиция, собирала их всех и везла в венерологическую больницу на осмотр.
Тех, кто оказывал сопротивление поработителям, запирали в подвале дома, таком темном и тесном, что помещаться в нем можно было, только присев на корточки. Хуже голода и боли в ногах был противоречивый страх за собственных мучителей: а вдруг с этими людьми что-то случится, ведь только они знают об их местонахождении? И как следствие, ужас за самих себя – что они могут остаться в этом месте навсегда.
– Так лошадей объезжают, – говорила одна из женщин. – Именно это делают с нами. Стоит только покорить нас, можно не сомневаться, что мы никуда не уйдем.
Однако Джамиля не переставала планировать побег. Как раз о нем она раздумывала, когда они с Лейлой встретились в больнице. Джамиля размышляла: а может, она все-таки не до конца объезженная лошадь – слишком напуганная, чтобы рвануть прочь, слишком измученная, чтобы решиться на что-то, но все еще помнящая сладкий вкус свободы и стремящаяся к ней всей душой?
Прошло восемь минут – и Лейла вынула из своего архива следующее воспоминание: запах серной кислоты.
Март 1966 года. Лейла лежала на своей кровати на верхнем этаже здания, стоявшего на улице борделей, и листала глянцевый журнал, на обложке которого красовалась Софи Лорен. Она, в общем, не читала, потому что была занята собственными мыслями, но тут Гадкая Ма окликнула ее.
Лейла выронила журнал. Затем медленно поднялась с кровати и потянулась. Словно в трансе, она прошла по коридору и начала спускаться по лестнице, щеки у нее горели. Возле Гадкой Ма стоял клиент средних лет – он стоял вполоборота, изучая картину с желтыми нарциссами и цитрусовыми. Лейла узнала его сигару еще до того, как узнала лицо. Этого человека старались избегать все проститутки. Жестокий, подлый и постоянно сквернословивший, он несколько раз демонстрировал такую агрессию, что ему даже запретили посещать это заведение. Однако сегодня Гадкая Ма, похоже, простила его – в очередной раз. Лицо Лейлы превратилось в маску.
На мужчине был жилет цвета хаки с несколькими карманами. Именно эта деталь привлекла внимание Лейлы раньше остальных. Она подумала, что такая вещь может пригодиться разве что фотожурналисту или человеку, которому есть что скрывать. Что-то в его поведении напомнило Лейле о медузе, но не той, что плавает в море, а той, что сидит под стеклянным колпаком, – прозрачные щупальца теснятся в ограниченном пространстве. Казалось, его ничто не держит и его тело – пассивная масса, подчиняющаяся каким-то иным законам прочности, масса, способная в любой момент принять текучую форму.
Положив ладони на стол и подавшись вперед всем своим неимоверным корпусом, Гадкая Ма подмигнула посетителю:
– Вот она, мой паша, – Текила Лейла! Одна из самых лучших у меня.
– Ее так зовут? Почему вы ее так называете?
Он окинул Лейлу взглядом с головы до ног.
– Потому что она беспокойная, вот почему. Она спешит жить. А еще она жизнерадостная – жадно закусывает кислым или горьким, опрокидывая рюмки с текилой. Я сама ее так назвала.
Мужчина невесело рассмеялся:
– Тогда она прекрасно подойдет мне.
Наверху, в той же самой комнате, где всего несколько минут назад она рассматривала идеальную фигуру Софи Лорен в белом кружевном платье, Лейла сняла с себя одежду. Цветастую юбку и топик от бикини – розовую штуковину в рюшках, которую она ненавидела. Потом стянула чулки, но бархатные тапочки снимать не стала, словно в них она чувствовала себя безопаснее.
– Как ты думаешь, эта сучка следит за нами? – тихо пробормотал мужчина.
– Что? – Лейла удивленно посмотрела на него.
– Хозяйка снизу. Она наверняка следит за нами.
– Разумеется, нет.
– Посмотри, вон! – Он указал на щель в стене. – Видишь ее глаз? Видишь, как он двигается? Дьяволица!
– Там ничего нет.
Он прищурился – его взгляд заволокли ненависть и злость.
– Ты работаешь на нее, с чего я должен тебе верить? Ты служанка дьявола.
Внезапно Лейле стало страшно. Она сделала шаг назад, откуда-то из живота поднималась дурнота. Лейла понимала, что в этой комнате она осталась один на один с душевнобольным человеком.
Читать дальше