В свободное время Зейнаб-122 предсказывала судьбу, но лишь тем, кто ей нравился. Дважды в день она бессменно заваривала кофе для Лейлы. После того как та его выпивала, Зейнаб-122 разглядывала осадок на дне чашки, предпочитая говорить не о прошлом и не о будущем – только о настоящем. Она предсказывала лишь то, что произойдет в течение недели, в крайнем случае в течение нескольких месяцев. Однако как-то раз Зейнаб-122 нарушила собственное правило.
– Сегодня в твоей чашке полно сюрпризов. Я никогда не видела ничего подобного.
Они сидели на кровати бок о бок. На улице где-то в отдалении играла задорная мелодия, напомнившая Лейле о грузовичках с мороженым из ее детства.
– Смотри, орел сидит высоко на горе, – сказала Зейнаб-122, поворачивая чашку. – Вокруг его головы нимб. Хороший знак. А вон там ворон.
– И это плохой знак?
– Не обязательно. Это признак конфликта. – Зейнаб-122 еще раз повернула чашку. – Ах, боже мой! Ты должна взглянуть на это!
Лейла с любопытством подалась вперед и, прищурившись, начала разглядывать содержимое чашки. Но обнаружила лишь беспорядок из коричневых пятен.
– Ты познакомишься с кем-то. Высокий, стройный, красивый… – Зейнаб-122 говорила теперь быстрее, ее слова напоминали искры от костра. – Дорожка из цветов означает мощный роман. Он держит кольцо. О боже, ты выйдешь замуж!
Лейла выпрямила спину, осмотрела свою кисть. Ее глаза сузились, словно она смотрела на пылающее солнце вдалеке или на будущее, до которого дотянуться просто невозможно. Когда она снова заговорила, голос ее звучал тускло.
– Ты смеешься надо мной.
– Клянусь, нет!
Лейла колебалась. Если бы такое сказал кто-нибудь другой, она не задумываясь вышла бы из комнаты. Но эта женщина ни разу не сказала ничего плохого о других, пусть даже ее саму постоянно высмеивали.
Зейнаб-122 склонила голову набок, словно искала подходящие слова в турецком языке.
– Прости, если я говорила слишком взволнованно – не могла иначе. Ну то есть… много лет я не видела предсказания, в котором было бы столько надежды. Что вижу, то и говорю.
– Это просто кофе, – пожала плечами Лейла. – Дурацкий кофе.
Зейнаб-122 сняла очки, протерла их платком, а затем снова надела.
– Ты не веришь мне, ну и ладно.
Лейла сидела неподвижно, пристально глядя куда-то за пределы комнаты.
– Верить кому-то – это очень серьезно, – сказала она и на мгновение снова превратилась в девочку из Вана, которая стояла на кухне и смотрела, как женщина, давшая ей жизнь, шинкует салат и дождевых червяков. – Нельзя вот так просто говорить. Верить – значит сильно вкладываться.
Зейнаб-122 пристально посмотрела на нее – это был долгий любопытный взгляд.
– Что ж, тут не могу не согласиться. Так почему бы не принять мои слова всерьез? В один прекрасный день ты уйдешь отсюда в свадебном платье. Пусть эта мечта дает тебе силы.
– Мне не нужны мечты.
– Ничего глупее я от тебя не слышала, – ответила Зейнаб-122. – Всем нам нужны мечты, хабиби , дорогая моя. В один прекрасный день ты всех удивишь. Все будут говорить: «Смотрите, Лейла сдвигает горы! Сначала она перешла из одного борделя в другой, у нее достало смелости, чтобы уйти от ужасной хозяйки. А теперь она и вовсе уходит с улицы. Какая женщина!» После того как ты уйдешь, о тебе будут говорить еще долго. Ты всем подаришь надежду.
Лейла набрала воздуха в легкие, но так ничего и не сказала.
– И когда настанет этот день, мне бы очень хотелось, чтобы ты прихватила меня с собой. Давай уйдем вместе. К тому же тебе понадобится человек для несения шлейфа. Он будет длинный.
Помимо собственной воли Лейла не смогла сдержаться, и тень улыбки тронула уголки ее губ.
– Когда я училась в школе… ну, в Ване… я видела фотографии принцессы-невесты. Боже, она была великолепна! У нее было невероятно красивое платье, а шлейф тянулся на двести пятьдесят футов, представляешь?
Зейнаб-122 двинулась к раковине. Она встала на цыпочки и включила воду. Это она знала от своего учителя: если кофейные частички сообщают хорошие новости, их тут же надо смыть. Иначе судьба наступит на них и все разворошит, как это часто бывает. Она медленно вытерла чашку и поставила ее на подоконник.
– Она была похожа на ангела. И стояла там, перед своим дворцом, – продолжала Лейла. – Саботаж вырезал фотографию и отдал мне на хранение.
– Кто такой Саботаж? – спросила Зейнаб-122.
– Ох… – Лицо у Лейлы помрачнело. – Он был мне очень близким другом.
– Так что про эту невесту? – напомнила Зейнаб-122. – Ее шлейф был длиной двести пятьдесят футов, так ты сказала? Пустяки, хабиби . Я ведь говорю тебе: пусть принцессой ты не станешь, но если то, что я видела в твоей чашке, правда, платье твое будет еще красивее.
Читать дальше