Анастасия Петрова - Свободная страна [litres]

Чем больше демонстрантов, защитников Юли, сажали, тем больше набегало новых. Их били дубинками, травили слезоточивым газом – все впустую. Демократически настроенный народ уперся.

Севу посадили. Юлю продолжали держать в СИЗО. Артема так и не нашли. Общественность продолжала бушевать, хотя со временем все меньше и меньше. В конце концов остался только один демонстрант – какой-то бедовый литературный переводчик. Он одиноко стоял на Невском проспекте с плакатом «Свободу Глазуновой!», а вокруг него тусовались пять человек полицейских.

Никаких новых санкций, несмотря на угрозы, против России не ввели – словом, все шло своим чередом.

Оксана не знала, как себя вести, не звонила Никите, думала о себе, не хотела испортить свою жизнь, кропотливо выстроенную и почти идеальную. Она даже заменила Юлю на работе новой сотрудницей, спокойной, улыбчивой и очень красивой блондинкой Вероникой.

– А тебе не кажется, что ты как-то поторопилась менять Юлю? – обескураженно спросил Женя за ужином.

– А что, мне ждать, пока ее выпустят? Ее посадят, это ясно. А если вдруг случится чудо, она все равно уже не сможет у нас работать, к нам же никто ходить не будет. Уже и так клиентов гораздо меньше! Никто не хочет красить ногти у матери преступника!

– Господи, Оксана! – Женя жевал китайскую лапшу, но она не лезла ему в горло.

– Ты с таким осуждением на меня смотришь!

– Я… ты… ты ее лучшая подруга, а не я.

Оба сидели на высоких стульях на кухне и ели китайскую еду, заказанную в любимом ресторане.

– Как ты можешь быть такой жестокой? Извини, я знаю, ты сильная, ты счастливая, ты помогаешь людям, но сейчас ты ведешь себя странно. Подруга попала в беду, а ты делаешь вид, что ее не знаешь! Ты большее участие проявляла, когда она была просто незнакомой алтайской девушкой!

– Я боюсь за свою семью, ясно? Все зыбко и непостоянно. Я знаю, что с детьми бывает очень сложно, тяжело, бывает отчаяние. Помнишь, Аня таблеток наелась из-за своей несчастной любви?

– Такое забудешь.

– Ну вот! Так что не надо говорить, что у меня все идеально, поэтому я не понимаю, как тяжело приходится некоторым. Я бывшая алкоголичка, я знаю, что можно очень низко пасть. Но я столько усилий приложила для того, чтобы встать на ноги и получить все, о чем мечтала! Я не могу позволить это разрушить. Даже подруге! Да и чем я могу ей помочь?

– Не знаю. Хоть Никите бы позвонила.

– Позвоню после премии.

– Неужели тебе его не жалко?

– Жалко. Он вообще отличный парень. Волосатую бородавку с носа удалит – вообще будет супер.

– Оксана! – Женя уронил на стол кусочек курицы в соевом соусе.

– А что?

Никита представлял самые ужасные вещи. Он представлял, что Юлю пытают, окунают головой в холодную грязную воду и держат до тех пор, пока она не начнет захлебываться. Он представлял, что ее заставляют стоять в ведре с кипятком, представлял, что ей ломают пальцы, руки. Представлял, что ей вырывают ногти – по одному. Даже один раз с ужасом представил, что ее насилуют. Но чаще всего Никита думал о зубной щетке. Ему почему-то казалось, что Юле не дали зубную щетку, не говоря о пасте, и у нее постоянно отвратительное ощущение во рту, и пахнет изо рта, и портятся зубы, и воспаляется десна. «Какое счастье было бы хорошенько почистить зубы!» – думал Никита, воображая себя на месте Юли и водя языком по зубам.

Время от времени Никита представлял себе секс с другими женщинами, но не возбуждался. Его вообще уже ничто не возбуждало. Он даже сходил на прием к урологу, который отправил его к психологу.

Однажды на Невском, недалеко от Дома книги, Никита встретил Женю. Тот куда-то бежал с книгой в руках. Столкнулись. Обнялись. Похлопали друг друга по плечу.

– Ну как ты, друг? – спросил Женя. – Ты извини, что я давно не звонил, замотался.

– Ничего. Я понимаю.

– Есть какие-нибудь новости?

– Никаких. Представляешь, я как раз думал: что бы сказали наши с Юлей друзья, если б я ее бросил… – Никита усмехнулся.

– А ты… бросить ее хочешь? – смутился Женя.

– Хочу. Очень хочу. Но не могу, – растерянно ответил Никита.

– В смысле – не можешь из-за того, кто что подумает? Непорядочно и все такое?

– Нет. Просто не могу.

– Любишь, – понимающе кивнул Женя.

– Да нет, сейчас я даже не совсем люблю… То есть не знаю. Какое-то безволие. Знаю только, что не могу. Не могу бросить.

– Но вы даже не женаты. В смысле… Вроде как обязательств нет. Хотя это, конечно, не совсем так.