Игорь Рыбинский - Графиня Монте Карло

Я росла, старая княгиня меня по-прежнему не замечала, забыла, видать, и о кукле, ею же подаренной, да вообще про то, кто я и откуда. А князь Иван Иванович приезжал иногда, жил, правда не долго, в своем доме, но когда приезжал, то в эти дни или, лучше сказать, ночи мама моя в каморке нашей отсутствовала. Иван Иванович был не женат, и, судя по всему, это обстоятельство очень печалило старую княгиню. Несколько раз я слышала, случайно оказываясь неподалеку, как княгиня убеждала сына поскорее жениться, пока она еще жива. Правда, заметив меня, старуха переходила на французский, не догадываясь, что я все понимаю. Она даже плакала.

Наконец Иван Александрович согласился: то ли мать пожалел, то ли невеста оказалась хороша собой и богата, но от горничной с ее ребенком необходимо было избавиться. От кого-то князь узнал, что на Шестнадцатой линии офицерская вдова сдает этаж в своем домике, и отправил нас туда. В лодку погрузили наши пожитки, мешок с бельем да швейную машинку «Зингер», подаренную княгиней, я в последний раз посмотрела на дом, в котором жила, и увидела вышедшую на крыльцо княгиню.

— Поди сюда! — позвала она.

Я подошла испуганная, а старуха протянула мне что-то в кулаке, разжала ладонь, и я увидела золотой крестик с цепочкой.

— Носи! — строго произнесла она, — молись Богу, и он тебя не оставит.

И она надела на меня цепочку с крестиком.

Офицерской вдове — владелице домика было около сорока лет, она смеялась по любому поводу, а краснела порой без всякого повода.

На подоконнике в ее комнате стояли клетки с канарейками, в теплые дни вдова растворяла окно и разговаривала через улицу с женой железнодорожного кондуктора, которая жила напротив.

Князь Барятинский женился и уехал с молодой женой в Париж, но это меня заботило мало, осенью меня отдали в гимназию, и я стала привыкать к новой жизни. Мы не бедствовали, какие-то деньги у мамы моей были, и к тому же она шила платья и для вдовы, и для жены кондуктора, и для других дам, обитавших неподалеку. У меня появились подружки, одна из них, как водится, самая лучшая, самая близкая. Что мне до какого-то князя.

Он появился в нашем домике через год, даже прожил в маминой комнате пару недель. Вечерами он в маленькой гостиной первого этажа играл на гитаре и пел романсы. Офицерская вдова из коридора глядела на его генеральский мундир, краснела и хихикала от радости за постояльцев.

Но счастье старательно обходило наш домик. Барятинский снова уехал, вскоре у меня появился братик, а у офицерской вдовы — ухажер. Предмет вдовьей страсти был черняв и кудряв, каждое утро он в протертой военной шинели останавливался под нашими окнами и пел романсы. Громко и пронзительно. Чаще всего — «Маруся отравилась, в больницу повезли…» Вдова пряталась за занавеской, поглядывая за улицей в щелочку, и плакала. Чернявый был шарманщиком.

— Он такой несчастный! Такой несчастный, — шепотом делилась с моей мамой вдова, — представь себе, Наташа, это он был юнкером. За участие в дуэли со смертоубийственным исходом его сослали на каторгу. А теперь он вернулся. Все, ты представляешь, все отвернулись от него! Друзья, родственники, даже невеста! Она вышла замуж за другого. Она теперь жена купца-миллионщика, страдает, конечно. А он гордый! Ходит по улицам со своей шарманкой и поет, чтобы заглушить боль.

Страсть все-таки победила природную стыдливость вдовы. Однажды она выбросила в окошко записку, в которой назначила черноволосому красавцу свидание в дровяном сарае.

Шарманщик стал бывать у нас часто, хотя мог пропадать и неделями. В дровяном сарайчике ему оборудовали комнатку, поставили там печку, чтобы несчастному не холодно было, но он всем запретил строго-настрого заходить туда: мне, маме, а вдове в первую очередь. К нему туда часто приходили знакомые — иногда оборванцы, а порой и вполне приличные на вид люди. Впрочем, мне до него не было никакого дела. Волновало совсем другое: мама начала выпивать. Не напивалась, конечно, но все же. А как выпьет винца, начинала плакать безутешно.

Весна шестнадцатого года была слякотной. В апреле чуть ли не каждый день с неба сыпался то дождь, то мокрый снег. И вот однажды меня разбудило солнце. Сразу стало светло на душе, мама что-то напевала вполголоса, маленький брат смеялся, глядя в окно. На подоконнике стояла клетка с чижиком, и даже птичка радостно чирикала, словно понимая, что через несколько дней ее выпустят на волю — приближался праздник Пасхи. Шарманщик не появлялся около двух недель, но в тот день он пришел к обеду. По такому случаю вдова накрыла стол в гостиной, повздыхала, что не может его как должно угостить — ведь пост, но бутылку крымской мадеры все же достала.