— Буэно сера, синьорина, — улыбнулся он.
— Бон джорно, — ответила она и побежала.
Филипп смотрел ей вслед и улыбался.
«Втюрилась, — думал он, — еще как втюрилась!»
Он вспомнил, как блестели ее глаза, как она закусила губу, когда увидела его, вероятно, сдерживая счастливую улыбку, и как побежала прочь, боясь, что не устоит на месте.
— Милая, — прошептал Филипп, — милая моя миллиардерша! Никуда ты от меня не денешься. В Россию за мной примчишься. Все вы, бабы, одинаковые, что графини, что секретарши.
Пускай она сегодня убежала, он подождет. Он готов потерпеть еще немного, потому что так хорошо вокруг.
И на сердце Кухарского тоже было хорошо, настолько замечательно, что он поспешил к себе в номер, чтобы открыть бутылочку райского напитка с волшебным названием «Мускат Монте Карло».
Филипп спросил: — Ну, теперь-то я Вам ничего не должен?
— Нет, — ответил Саша, — мне лично Вы не должны ничего.
Кухарский откинулся на спинку кресла, смотрел, как Буратино прячет в бумажник уведомление о переводе двадцати миллионов долларов на швейцарский счет фирмы «Анна Оливетти Компани», и усмехался. Смешной человек, этот подручный Папы Карло, думает, что такой опытный финансист, как Филипп Антонович Кухарский, не понимает его расклада? Парнишка его же деньгами рассчитается с поставщиком, снимет свою маржу, а потом, когда придут двадцать миллионов за вино, возьмет на них вторую партию. А кому он предложит ее? Конечно же, опять ему. Пускай позабавится: это будет его последний заработок — скоро за вином он придет не к старому плейбою-графу, не к молоденькой застенчивой графине, а к нему — управляющему и совладельцу финансовой империи «Оливетти», к мужу самой красивой женщины, которую кто-либо когда-нибудь видел. Ну придет Буратино в старинный замок, а ему скажут:
— А господина нет. Уехал на экономический форум в Давос.
Или:
— Улетел к султану Бруннея в гольф поиграть.
Да мало ли мест на Земле, где встретят красавца-миллиардера с распростертыми объятиями. Голливуд, например.
— Ну я пошел, — сказал Саша, поднимаясь с кресла.
— Ступай, милый, — улыбнулся Кухарский, — и прощай.
Молодой человек посмотрел на него внимательно.
— А если помощь моя потребуется? — спросил он.
— Помощь, — усмехнулся Филипп, — ах, да, ты, наверное, имеешь в виду Васю Толстого? Да как-нибудь сам с ним разберусь.
— Удачи! — сказал Буратино и помчался в харчевню «Три пескаря», где его ждали Лиса Алиса и Кот Базилио.
— Он еще удачи мне смеет желать! — возмутился Кухарский, — да кто он такой — этот деревянный человечек?
«Нет, надо быть сдержанным, — подумал Филипп, — сейчас придет партия вина, потом еще одна. Отдал за это сорок миллионов, половина из которых, если честно, чужие. Десяток пришлось взять в долг. Зато выручка составит — восемьдесят. Восемьдесят минус тридцать. Итого прибыль составит пятьдесят миллионов долларов. И потом!»
Кухарский вышел из-за стола и хлопнул в ладоши.
— Когда это потом? Почему потом? Надо сейчас брать быка за рога! Точнее, корову.
И он засмеялся. Было с чего: накануне в новостях передали о прибытии в Петербург видной представительницы деловых кругов Европы Анни Оливетти, графини Монте Карло.
Саша снял резиденцию на Каменном острове. Когда-то особняк принадлежал какому-то министерству, потом его приватизировал олигарх Березовский, а после бегства его в Англию резиденция досталась неизвестно кому. Но здание опять было выставлено на продажу.
— Покупай, Анечка, — улыбнулся Саша, — всего-то два с половиной миллиона.
— Хорошо, — согласилась девушка, — возьму. Открою здесь больницу или поликлинику со стационаром. Бесплатную, разумеется.
Она посмотрела через окно во двор, где стояли пригнанные Сашей «бугатти» и «майбах» — красивые дорогие игрушки, рядом с которыми серебристый «шестисотый» похож на дешевый алюминиевый портсигар.
Вчера сразу из аэропорта она приказала отвезти ее на кладбище. Шумахер, одуревший от счастья, вел «майбах», а Саша следовал за ним на «бугатти», а спереди и сзади «геланвагены» с охраной. «Бугатти» потом стремительно ушел в сторону, но к кладбищу Саша подъехал все равно первым, завалив весь салон машины цветами. Потом цветами украсили две могилы, и Аня, поплакав немного, попросила Сашу поставить на могилах две стелы.
На одной написать «Маме от любящей дочери», а на второй «Отцу от любящей дочери». Саша кивнул, но не задал ни одного вопроса.
Читать дальше