Алексей Винокуров - Темные вершины [litres]

– Ничего, – сказал рыцарь Василий, не оглядываясь, словно глаза на затылке прорезались, – ничего, хозяин, вода дырочку найдет.

Хозяин открыл свой хозяйский рот, чтобы, вероятно, сказать что-то язвительное, но снова закурлыкал журавлем дверной звонок. Грузин уронил драгоценную тряпку в помутившиеся уже воды, шаркая тапками, двинул в прихожую. Глянул по привычке в видеодомофон и оцепенел: смотрела оттуда тревожная, защетиненная физиономия Аслана, а рядом с ней – благословением и проклятием – стоял Максим Максимович Буш, доктор и базилевс. Страшное ругательство упало с уст Грузина, ударилось об пол, подскочило, покатилось длинно в сторону кухни, где его чутким ухом уловил Василий.

Нельзя сказать, что не ждал Грузин Буша, – собственно, только это он и делал со вчерашнего вечера, даже во сне, когда пришли его терзать триумвиры. И все равно застали его врасплох. Явился дорогой доктор – но не к добру был этот приход, и не радоваться, а скорбеть должен был теперь Валерий Витальевич Кантришвили, авторитет и сын отечества, – да пожрет садиста Хабанеру самый ужасный из древнеримских богов, бог вечности Кронос!

Да разве он, Грузин, мог бы даже подумать о том, чтобы выдать Буша головой – гостя, спасителя, названного сына? От такого позора перевернулись бы в гробу все его предки и все грузинские родственники отреклись бы от него, даже и мертвые, а живые – в особенности. Нет, он лучше бы умер, погиб, зарезал бы сам себя дорогим кубачинским кинжалом, гордо висевшим как раз для такого случая в гостиной на стене.

Но в том-то и дело, что страшный Хабанера обещал ему муку пострашнее простой смерти, муку, которой не мог выдержать ни один денежный человек. Все счета его, все офшоры, все великие и оттого тайные дела вытащил бы на свет Мышастый. И что после этого осталось бы от Грузина, кроме дурного воспоминания, – да ничего!

В дверь снова позвонили, Грузин за тяжелыми мыслями так и не решился открыть замок. Может быть, и не надо ничего открывать? Может быть, сделать вид, что нет его дома? Может быть, Буш уйдет куда-нибудь в другое место и уже там его возьмут хранители, а у него, Грузина, совесть будет чиста, как душа первоклассницы? Но нет, нет, это было невозможно, потому что рядом с Бушем Аслан, а это пес со стальной хваткой. Уже он убил одного хранителя, убьет и любого другого, кто подойдет к Бушу, а отвечать придется ему, Кантришвили, – зачем не отозвал, старый шакал, зачем не сделал «фу»?

Немеющей ладонью провел Грузин по своему лицу, стирая знаки ужаса, горечи и грядущего предательства. Той же рукой отпер дверь, засиял белозубой улыбкой – спасибо западным дантистам, имплантат к имплантату, хоть сейчас в гроб ложись, не стыдно людям показаться.

– Максим! – воскликнул, избегая встретиться глазами, обнял, обхватил в медвежьи объятия, приподнял от избытка чувств. – Как я по тебе соскучился, генацвале, куда же ты пропал?!

Последнее восклицание, пожалуй, было лишним, учитывая, что Грузин сам, своими руками сдал его триумвирам, но, как говорится, кто старое помянет – тому в глаз, да и вообще, поговорим лучше о чем-нибудь хорошем, позитивном… В любом разговоре главное – не дать собеседнику опомниться, а то вон уже и Аслан косит подозрительно, чует, что-то не так. Ну, погоди, волк, я тебе устрою незапланированные сюрпризы хозяину подносить, на всю оставшуюся жизнь закаешься…

Так думал старый вор, а сам уже вел дорогого гостя в гостиную, отпихнул по дороге вынырнувшего из кухни с каким-то вопросом сантехника («Не до тебя, дорогой, ме дакавебули вар!»), вел, не отпускал из рук, лично посадил в самое мягкое кресло («Так удобно? Может, на диван?»), смотрел, ласкал взглядом, улыбался во всю ширь.

– Как же я тебе рад, дзалиан михариа! – с фальшивым восторгом сказал он, все еще не выпуская руку Буша из своих. – Что будешь пить?

– Если можно, чаю, – робко сказал Буш, отвыкший от жаркого темперамента Грузина и слегка ошеломленный бурным приемом. – И поесть чего-нибудь, сутки уже не ел.

Грузин хлопнул себя по лбу, лицо его выражало сокрушенное отчаяние:

– Ну конечно, поесть, какой же я дурак!

Он решительно двинул в кухню, ступил в воду прямо в тапках – черт с ним со всем! – открыл холодильник, стал вытаскивать и класть на поднос мясные нарезки, масло, сыр – все настоящее, запрещенное, европейское. Потом вытащил из буфета булочки с маком, добавил сюда же… Вспомнил что-то, посмотрел на сантехника, который возился тут же.

– Чайник можно поставить?