Однажды, когда отец сидел за обедом, явилась урождённая Ван, что жила на восточной окраине городка. Пришла занять денег. Отец вежливо пригласил её к столу, налил чаю, а потом пошёл за деньгами. Взяв их и засунув за пазуху узорчатой куртки на вате, она пробубнила, что вернёт, когда продаст сотню глиняных тигров. «Ладно, ладно, — сказал отец, — взяла, так трать». Хуэйцзы зыркнула на него. Ван это заметила и тут же нашлась: «Брать деньги просто так неудобно, давай погадаю по лицу?» Отец с горькой усмешкой кивнул, а Хуэйцзы хмыкнула. Урождённая Ван подошла, села и стала смотреть. У отца под её взглядом задрожали уголки рта. Посмотрев немного, Ван засунула в другой рукав собранные в щепоть пальцы и сказала, что у отца за левым плечом два красных пятна. Хуэйцзы выронила на пол половник. Ван посмотрела ещё немного, глаза у неё закатились, и Баопу были видны лишь белки. «Скажи день рождения и время рождения», — растягивая слова, произнесла она. Отец уже позабыл о еде и ответил, еле ворочая языком. Ван тут же вздрогнула всем телом, из-под век показались чёрные зрачки, и она уставилась на отца. «Я пошла! Мне надо идти…» — заявила она, сцепив руки, глянула на Хуэйцзы и выскочила из дома. Отец сидел, застыв, что-то бормотал и беспокойно потирал колени.
В последующие дни отца, казалось, охватило ещё большее беспокойство. Он всё время суетился, не зная, за что взяться. Потом достал большие счёты и принялся щёлкать костяшками.
— Отец, что ты считаешь? — поинтересовался Баопу.
— Мы задолжали людям, — ответил тот. Чтобы богатейшая семья в городке и оказалась в долгу перед другими — в это Баопу никак не мог поверить.
— Кому, интересно, задолжали? И сколько? — напрямую спросил он.
— Всем беднякам, и тут и там! — ответил отец. — Наша задолженность тянется ещё с прошлого поколения… Отец Хуэйцзы тоже был должен, но в конце концов хотел отказаться от долгов, вот его и забили до смерти!
Отец говорил громко, тяжело дыша. В последнее время он сильно похудел, кожа на лице стала серовато-тёмной. Всегда раньше аккуратно причёсанные волосы потеряли блеск, и вся голова была в перхоти. Баопу с изумлением смотрел на отца, а тот вздохнул:
— Ты ещё слишком мал, ничего не понимаешь…
После этого разговора Баопу не покидало смутное ощущение, что и он гол как сокол. Иногда он приходил к мельничке на берег реки и наблюдал, как с грохотом вращается огромный старый жёрнов. Следивший за жёрновом старик с деревянным совком в руке, постукивая, загребал фасоль в глазок. Белая пена из-под жернова стекала в два больших деревянных ведра, которые уносили две работницы. Он наблюдал эту сцену ещё с тех пор, когда начал что-то понимать, и сегодня всё было как раньше. После мельнички он заходил и в производственный цех. Там клубился горячий пар, в нос била смесь кислых и сладких запахов. Одежды на всех работавших там мужчинах и женщинах было немного, полуобнажённые тела мокры от крахмала. Работали они в туманной дымке, ритмично покрикивая: «Хай, хай!» Везде по позеленевшим каменным плиткам пола текла вода. Похоже, без воды здесь не обойтись — водой были полны большие чаны, работники то и дело помешивали их, промывали синевато-белую лапшу. Заметив его сквозь дымку, одна работница встревоженно воскликнула: «Смотрите, молодого барчука не забрызгайте…» — и Баопу поспешил уйти. Он знал, что рано или поздно всё это перестанет принадлежать их семье, что ему с рождения суждено жить в крайней нужде.
В свободное время отец приходил на берег реки. Он словно всё с большей нежностью относился к этим приходящим из дальних странствий кораблям. Бывало, брал с собой Баопу и говорил: «Вот отсюда твой дядя Суй Бучжао и ушёл из дома». Баопу знал, что отец тоскует о брате. Однажды они прогуливались по берегу, и отец, смотревший на старую мельничку в лучах заката, вдруг остановился и негромко произнёс: «Время возвращать долги!»
Взгромоздившись на гнедого, который был у него в хозяйстве много лет, отец уехал. Через неделю он вернулся в превосходном настроении, привязал коня, отряхнулся от пыли и собрал всю семью, чтобы объявить: всю неделю отдавал долги, с сегодняшнего дня семье принадлежит только небольшой цех, остальные производства переданы другим! Все были настолько поражены, что не находили слов и, помолчав, стали со смехом мотать головами. Отцу пришлось достать лист бумаги с рядами иероглифов и прямоугольной казённой печатью красного цвета. По всей видимости, это была квитанция! Хуэйцзы вырвала у него эту бумагу, прочитала и грохнулась в обморок. Все переполошились, стали хлопать её по щекам, щипать, звать по имени. Придя в себя, она глянула на отца, как на злейшего врага, и зашлась в рыданиях. Никто не мог ничего разобрать в её стенаниях. Потом она стиснула зубы и принялась колотить по столу, пока не разбила пальцы в кровь. Плакать больше не плакала, а лишь сидела, уставив бледное лицо в стену напротив.
Читать дальше